Сухой знойный воздух с едва заметным запахом горячей пыли застыл над виноградником дрожащим маревом, предвещая душные сумерки, звенящие неумолчным стрекотанием сверчков. Одна лишь надежда, что повеет от реки живительной прохладой, и лёгкий ветерок подарит предощущение чудесного вечера, наполненного радостью встречи и нежностью ласковых слов. Самая лучшая, сочная гроздь вызревшего винограда, сорванная заботливой рукой винодела, дожидается любимой, источая сладостный аромат на тёплой кирпичной стене. Налетавшаяся за день пчела присела отдохнуть, словно дивясь и наслаждаясь игрой солнечных искорок, загадочно мерцающих в глубине полупрозрачных ягод. Мягко стелется над замершей долиной мелодия старого фокстрота, доносящегося со стороны разомлевшего на солнце посёлка, что дремлет в сладкой истоме на краю виноградника. Урожайный выдался год, и виноград ароматный, как никогда…
Вот и пришла царственная Зима-чаровница, уверенно набросила пушистое белоснежное покрывало на промёрзшую землю, надёжно сковав ледяными оковами весёлые ручьи и речушки. Полупрозрачными зеркалами застыли до весны глубокие чистые озёра. Бессильно обвисли пушистые еловые лапы под гнётом холодного снега. Дремлет седая, заиндевевшая тайга, и снятся ей весёлые летние дни, когда жизнь в зелёной пуще кипела вовсю, нынче же всё затихло в округе. Лишь изредка хрустнет где-то в самой чащобе старая сухая ветка, да промелькнёт огневым сполохом лиса-мышатница – и снова тихо. А сегодня снегири налетели к заимке лесника, расселись по веткам рябины, ягодами подкрепились – и давай песни петь. Посвистывают, поскрипывают: "фить-фью" да с трелями нежными. Чудесный, сказочный день…
Миндаль… сколько о нём сказано и написано, сколько волнующих тайн связано с ним… с лёгкой пикантной горчинкой на вкус, полезный и в то же время таящий в себе опасность при неумеренном употреблении, такой разный и порой непредсказуемый. Но его прекрасные цветы, напоминающие нежные розоватые паруса надежд, наполнены пьянящим ароматом ветра любви, романтики странствий и поиска. В цветах миндаля таится нечто женственное – манящее и притягательное…
В одном из обветшалых, забытых временем дворов, в самой глубине, за буйно разросшимися кустами сирени и высокой яблоней, где стыдливо притаилась садовая скамейка, доживает свой век старая стена, помнящая, наверное, ещё дни основания города. Штукатурка давным-давно сползла, обнажив рыжевато-серые камни ракушняка, которые и держатся лишь, цепляясь друг за дружку из последних сил. Уснул навеки полуобвалившийся дымоход, и лишь изредка поскрипывает на ветру распахнутая форточка, пустующей квартиры. Бывшие жильцы выехали, и скоро дом пойдёт под снос. Исчезнет и старая стена, надёжно хранящая тайны пылких признаний влюблённых многих поколений, что шептались в сумерках на скамье. Но всё же память о стене останется, запечатлённая на картине случайно забредшего сюда художника…
У большой муравьиной семьи, что живёт под крыльцом старой дачи, в летнюю пору хлопот – полон рот. Бегают маленькие трудяги туда-сюда, суетятся целыми днями от восхода до заката. Собирают всё, что сгодится: там – крошку какую, здесь – зёрнышко или семечку, которую шустрые воробьи не успели склевать. Бывает, личинка засушенная попадётся. А если уж и вовсе повезёт, то можно поживиться тем, что после громадин-людей остаётся. Всё идёт на корм, потому как муравьи неприхотливы. Но один муравьишка по имени Крипс выделяется среди собратьев особенным вкусом. Когда созревают черешни, он, забыв обо всём на свете, ползает по ним, вволю лакомясь сладкой мякотью, чтобы потом, зимой вспоминать этот чудесный аромат в своих снах и мечтать о тёплом летнем солнышке. Другие муравьи добродушно посмеиваются над приятелем и называют его лакомкой-фантазёром. Но Крипс не обижается, ведь он и в самом деле такой…
Над разомлевшей под солнцем речкой Кружалкой, что замысловато петляет среди оплывающих от времени и дождей старых холмов, летели пушистые зонтики одуванчиков и, опускаясь на плавное течение, плыли белоснежными корабликами меж зелёных берегов, поросших пышным разнотравьем благоухающих цветов. Две старые берёзы, словно две подруги, склонились над водой, разглядывая в ней свои отражения. Вспоминая далёкие дни ушедшей юности, они с лёгкой грустью вздыхали, шелестя листвой. Низко-низко над самой водой пролетела кукушка и скрылась в лесу на другом берегу, робко прокуковала и замолкла. Покой и безмятежность царит в летний полдень у тихой речки…
Весна – пора любви, восторженности, бурлящих чувств и буйно цветущей сирени. Эти пышные ароматные грозди всевозможных лиловато-фиолетовых оттенков словно вскипают на недавно зазеленевших кустах. Они обволакивают чарующим запахом, влекут в неведомое, заставляя сердце сжиматься в сладостной истоме предощущения волнующей встречи. И не важно, что та, самая первая встреча была много лет назад… но свежесть, искренность чувств сохранилась и поныне. Тот, теперь уже такой далёкий май и безумно кипящая сирень пробудили сердца, околдовали и… окольцевали. С тех пор весной неизменно с новой силой вспыхивает неугасающий огонь, пьянит лёгкий тёплый ветерок, радует беззаботный щебет птиц и приветливые лица окружающих – приближается юбилей! И на столе по традиции, как всегда, появится букет праздничной сирени…
Зимой темнеет рано – это известно каждому, и когда по бархатно-синему небосводу рассыпаются мерцающие жемчужины далёких звёзд, двор пустеет и погружается в тишину. В дальних углах под тяжёлыми ветвями, укутанными толстым слоем снега, засыпают детские смешинки, что весело звенели возле дома весь день. Разлетелись шустрые воробьи и синички. Даже пушистые снежинки перестали кружиться в белом вальсе, угомонившись к ночи. Тишина… только яркий свет льётся тёплым золотом из широких окон на морозные сугробы, и доносятся из дому едва слышные голоса и музыка. Уж давно пора отправляться спать белочке-шалунье, да только любопытство не даёт. Хочется ей знать: что за праздник такой сегодня в доме? Она бы уж и в окошко заглянула, да боязно – на пути снеговик стоит, которого ребятишки днём вылепили – а вдруг снежком запустит?! Сам-то, хитрец замер – не шелохнётся, а руку вон как поднял, словно замахивается… нет, лучше уж сверху, с ветки понаблюдать, так оно безопаснее. Чудесный зимний вечер, сказочный… может быть, Новый год наступает?..
Увы, часто в нашей жизни происходят события, оставляющие в сердцах неизлечимые раны. Чувства… никто не может разобраться толком, что они собой представляют, откуда берутся и во что превращаются со временем. А уж любовь, пожалуй, самое загадочное и необъяснимое из них. Как сказал классик: "Любви все возрасты покорны…" Но, оказывается, не только возрасты, а и все создания. Представьте себе, даже в мире недолговечных фруктов бушуют страсти и разыгрываются самые настоящие драмы… Один интеллигентный Груш души не чаял в сочной рыжеватой Грушке. Он сочинял для неё стихи и красивые небылицы, приукрашивая их невероятными описаниями из книг о путешествиях в дальние страны. Короче говоря: тот ещё романтик! Но безжалостная Грушка почему-то предпочла другого – более практичного, с тремя листочками на макушке. Она надеялась провести с ним оставшуюся жизнь в отдельной пол-литровой банке под надёжной крышкой. А мечтательный Груш зачах в одиночестве, высох, сморщился и пропал. Вот ведь как бывает…
Волнистый попугайчик Петруша очень любит зеркало. Так думают хозяева и их друзья, с которыми они часто устраивают посиделки за кухонным столом. "Глупый попугай. Он часами глядится в зеркальце и что-то шепчет своему отражению. Ну, да что возьмёшь с птицы?" – так говорят о нём. Но Петруша не обижается на людей, ведь сами-то они птичьего языка не понимают, а его обучили только некоторым, потешным на их взгляд, а на самом деле – глупым человечьим фразам. Поэтому ничего им не объяснишь. Одна надежда на маленькую Веронику, которая хоть ещё и не разговаривает, но с пониманием и сочувствием смотрит на попугайчика. Может быть, когда она подрастёт, то сможет объяснить взрослым, что Петруше грустно от одиночества. Возможно, тогда у него появится подружка, и, может быть, её будут звать Клара…
Валентина Валевская - "Петруша в зеркале" - акварель
В июльский знойный полдень среди буйно разросшихся пышных мальв дремлет, разомлев на жарком солнышке, старая деревянная скамейка. Она уж и сама не помнит, сколько лет провела на этом месте. Зимой холодно и вьюжно, потому нет желающих посидеть – все норовят побыстрее прошмыгнуть в уютный, тёплый дом, что стоит в конце кирпичной дорожки. Осенью как-то всё больше дождит – тоже не до посиделок. Но, если уж и выдастся погожий денёк, то обязательно приходят старики: погреться в лучах осеннего солнышка, повспоминать о былых днях и, чего уж греха таить, немного поворчать на молодёжь – так уж они, старики устроены. А молодёжь… что ж, их время – весна. Вот когда кипит и бурлит! Быстрые, сбивчивые слова, неумелые поцелуи наспех… радость и слёзы – всё скоротечно, как весенние деньки. И лишь лето – пора истинных романов, неспешных чувств… каждый взгляд наполнен необъяснимым смыслом, за каждой фразой многообещающая и в то же время ни к чему не обязывающая недоговорённость… ускользающий полунамёк, лёгкая улыбка, робкая надежда. Вот и сейчас… ведь не зря же забыта (да и забыта ли в самом деле?!) на скамье книга. Будет повод вернуться вечером и, как бы случайно, вновь встретиться и… впрочем, старая скамейка не спешит с выводами, не то, что глупые воробьи. Она умеет ждать…
Валентина Валевская - "Скамейка в мальвах" - холст, масло
Всё замерло в комнате, и только лёгкий майский ветерок слегка колышет ажурную занавеску на приоткрытом окошке, да весело щебечут жизнерадостные пичуги, радуясь тёплому солнышку. А на тумбочке в стеклянной вазе стыдливо приоткрылись пышные бутоны любимых пионов – символ любви и благополучия. Мягкими переливами томно вздыхает гитарный дуэт в мелодии «Мосты Парижа», доносящейся из соседней комнаты… вот-вот войдёт хозяйка, прикоснётся нежными пальцами к слегка бархатистым лепесткам и наденет жемчужное ожерелье, которое пока впитывает сочный цвет пионов и наполняется их чувственностью…