Для *** в центре здесь другой код.

Как тщательно они не готовили засаду, как не старались сделать укрытия неуязвимыми, дилижанс сопровождало слишком много солдат. Надо было отдать должное Черной Фурии - её семизарядный Спенсер сбил обоих возниц и тех охранников, которые могли бы их заменить. Карета остановилась, давая возможность открыть огонь по охране, что они и сделали. Но... подоспели солдаты, идущие в арьергарде, и бойня продолжилась, теперь уже с противоположным знаком. Том Головастик оглянуться не успел, как оба его подельника уткнулись лицами в песок, словно стрелявшие конники лупили из своих ружей в упор. Ребята с противоположной стороны дороги успели ухлопать еще троих, после чего дружный ответный залп заставил замолчать их ружья навсегда. Том чертыхнулся и начал отползать назад, под прикрытие зарослей ковыля. Его заметили, и Том увидел Смерть с пятью черными глазами-дулами, смотревшую прямо на него. От ужаса перехватило дыхание... Трах, трах, трах! Сухо, быстро и удивительно монотонно прозвучали выстрелы Спенсера. Смерть удивленно мигнула и, опустив глаза, рассыпалась мертвыми телами на песок. Пара лошадей понесли, волоча запутавшихся в стременах трупы.
Том перевел дух и внезапная радость тому что все закончилось, вырвалась из него, заставив захохотать. Он поднялся и двинулся к дилижансу. Движение с другой стороны дороги оборвало смех, Том выхватил револьвер.
- Ой-ля, сеньор изволил остаться в живых? Мои поздравления.
Эль Дьяболико или Черная Фурия была верхом, в одной руке держа повод и винтовку в другой. Том вглядывался в её лицо, пытаясь угадать следующий шаг. Работодательница, нанявшая восьмерых стрелков, в том числе и Головастика, хранила маску непроницаемости.
- Что угодно сеньору? - наконец, заговорила она. - Деньги? Жизнь? Свободу?
Вопросы поставили Тома в тупик. Но он сильнее сжал рукоять кольта и направил дуло на всадницу:
- Я же могу получить всё и даже сверх того! - выпалил он. - Мои компаньоны мертвы, их деньги теперь мои!
- Конечно, - Эль чуть заметно дернула плечами, - сеньор выбрал деньги....



Том не понял, как он оказался перед салуном, серой глыбой выросшим у дороги. Вообще все изменилось: желтая прерия вдруг покрылась зеленью, на горизонте выросли леса, жаркий воздух наполнился прохладой и сыростью. И где-то недалеко запищали комары. Но если это и волновало бандита, то в самой незначительной степени - в руках он сжимал кожаную сумку, туго набитую настоящими американскими долларами - его гонорар, который позволила собрать с убитых Черная Фурия. Оказалось, с ней вполне можно иметь дело, зря наговаривают мексиканцы, что Эль Дяболико платит смертью. Вот же они, денежки! Год, а может и два, можно не вылезать из салунов! Да вот, кстати, и этот появился, "Адмирал". Вокруг, правда ни моря, ни озерца, ни лужи, какой к черту адмирал? Ну да ладно.
Том поднялся на крыльцо и от души пнул сапогом дубовую дверь...



- Хозяин! Бурбон, пожрать и девочек! - проорал с порога Том и, шагнув внутрь, замер, удивленно разглядывая посетителей. - Черт...
Зал трактира занимали весьма респектабельные люди: дамы все были в дорогих вечерних платьях, сияющих бриллиантами, мужчины поголовно в костюмах.
- Сдается мне, я лишний на этой вечеринке, - пробормотал смущенный Том под взглядами десятка удивленных глаз, - не беспокойтесь! Нет проблем, я зайду в соседний салун, с девками из кабаре.
Он покрепче ухватил сумку и вышел в вечернюю прохладу. Обойдя трактир, Головастику пришлось признать, что рядом нет другого салуна, и вообще никакого жилья нет, если не считать конюшни и сарая.
- Да ну и черт, - буркнул он, выходя на дорогу и поворачиваясь к "Адмиралу" спиной. - Уж куда-нибудь приду!
Он упрямо зашагал прочь от трактира, внимательно поглядывая по сторонам. Пейзаж удивлял Тома все больше и больше: деревья, кусты, редкие маленькие ели...
"Что это за штат?" - размышлял Головастик, энергично двигая ногами.
Спустя четверть часа он остановился: дорога вела дальше, но никаких признаков селения не было.
- А-а-а! - вырвалось у Тома, когда он обернулся назад. Шагах в десяти от него... Торчала серая глыба трактира, тускло светя желтыми окнами.
Головастика прошиб пот, а ноги подкосились, и он плюхнулся прямо на дорогу.
- Что за шутки? А?! - заорал он, выхватывая кольт. - Какого черта ты идешь за мной?! - он погрозил трактиру оружием.
Переведя дух, Том сбавил тон:
- Окей, окей, давай так, - он медленно поднялся на ноги, - я пойду в другую сторону... вон туда, - он указал дулом револьвера, - а ты, приятель, останешься здесь. Да? Договорились? Я пошел!



Желание оглянуться появилось сразу, едва Том прошел мимо трактира и устремился дальше по дороге. Пейзаж немного изменился - теперь по бокам крутились не кусты и елки, а с одной стороны поле и заманчивый берег у излучины реки с другой. Упрямо отогнав желание свернуть с дороги и искупаться, Том двигал ногами и боялся. Боялся, что оглянувшись, он увидит как трактир крадется за ним, по очереди мигая глазами-окнами и алчно шевеля входной дверью, в надежде слопать.
Головастика пробрало до мурашек и в который раз выхватив кольт, он резко обернулся.
- Фу-ух! - вздох облегчения вырвался из его груди. Трактир благополучно скрылся за пригорком. Обрадованный Том убрал оружие и, подумав, свернул к реке. Вода оказалась прохладной, но это не остановило Головастика. Он фыркал, плескался и нырял, как тюлень. Вконец обессилев, Том вылез на берег. Солнце упрямо клонилось к закату, уже почти не грело, и перспектива заночевать в поле открылась перед Томом с максимальной яркостью. Стуча зубами от холода он натянул одежду, но тепла так и не было.
- Ч-черт, - бандит сплюнул сквозь зубы на песок. О холоде он не думал, когда лез купаться.
- Ладно, сегодня твоя взяла, - пробормотал он и, подняв сумку с деньгами, двинулся обратно, к "Адмиралу".

Трактир снова удивил его: зала, еще час назад полная аристократичным бомондом, была пуста. Зато у барной стойки на высокой табуретке сидела сама Черная Фурия и, беседуя с пожилым трактирщиком в выцветшей зеленой форменной рубахе, по глоточку цедила какую-то черную дрянь из высокого бокала. Заметив вошедшего Головастика, она чуть кивнула ему, а трактирщик приветливо махнул рукой.
- Бифштекс для мистера Каннингема! - крикнул Батя на кухню. В ответ раздалось шкворчание сковородки.
"Каннингема? - удивился Том. - Кто такой этот... а, черт, это же я!"
Он стянул с головы шляпу и, всем видом изображая кротость, приблизился к барной стойке:
- Позволит сеньорита задать пару вопросов? - проблеял он, искоса оглядывая Эль.
"Анхель-гранде" была в хорошем расположении духа, поэтому "миротворцы" остались в кобурах под накидкой и наваха - сложенной в правом сапоге.
- Си, - кивнула она, внезапно демонстрируя резкий испанский акцент, - спрашивать.
- Бурбон! - объявил Батя и поставил на стойку стакан, полный на три пальца заманчивой янтарной жидкостью.
Том полез было в сумку за банкнотой, но старшина отрицательно замотал головой:
- Нет, нет, не надо! За все уже заплачено.
Бурбон манил и гипнотизировал, поэтому Том не стал уточнять, кто и за что уплатил, а жадно схватил стакан и опрокинул его содержимое в рот. Алкоголь, приятно обжигая горло, упал в желудок, и уже через минуту по телу начало расползаться долгожданное тепло.


- Как это, пленник трактира?
Хмель, приятной истомой утяжеливший тело, в один момент отступил, Том почувствовал себя бодрым, а голову - ясной. Эль Дьяболика смотрела ему в лицо карими бездонными глазами и чуть заметно улыбалась. Однако руки держала под накидкой, и Том сообразил, что с неё станется пальнуть прям так, не жалея пончо. Почувствовав себя мухой под прицелом мухобойки, он заерзал на табуретке, краем глаза высматривая куда можно нырнуть в случае атаки Черной Фурии.
- Сеньор просить динеро* (денег), - заговорила Эль, - и получить их. Вердад?* (верно?).
Том, боясь пошевелиться, не меняя позы, промычал "угу".
- Э буэно, - улыбка исчезла с лица Дьяболики, теперь оно было предельно серьезным, - Сеньор получил деньги, в обмен на все остальное. Эсто кларо?* (это ясно?)
Том перевел взгляд на трактирщика. Батя улыбнулся так, будто говорил: "Ну, да, с кем не бывает?". Бандит закрыл глаза и потряс головой:
- Н-нет, я же не умер, - прошептал он.
- Ещь-ё ньет, - отчеканила Эль, - обычен-но я плачу пулями. Твои подельники получили плату сполна...
- Как? - удивился Том. - Их застрелили солдаты!
Он снова встретился глазами с Дьяболикой. Та спокойно выдержала его взгляд и улыбнулась так, что в её чертах проступил образ Морриган. Том в ужасе отшатнулся, а Батя громко кашлянул и укоризненно покачал головой.
- Что такой-е! - возмутилась дармоедка. - Мо - мой-я сестра, мы мочь быть похожи. Пор ки но?* (почему нет?)
Спрыгнув с табурета, она стремительно зашагала к выходу:
- Два скученных абуелос* (хрыча), - бормотала она на ходу. Остановившись у двери, она обернулась:
- Адьос!
Том было вскочил, но Батя положил руку ему на плечо:
- Не стоит, - проговорил он. - Она еще заглянет. Выпьем?
Он достал второй стакан и разлил бурбон. Том Головастик опустился на табурет:
- Так, значит... - он с тоской уставился на стакан.
- Живущих вечно людей не бывает, - усмехнулся Батя поднимая свой стакан, - за то и выпьем. Привыкай, гринго, на ближайшую вечность твоя тюрьма теперь здесь.

Профессор в трактире появился очень эффектно, в сопровождении Морриган. Сначала приятный вечер за окнами сменился непроглядной грозовой тьмой, когда забарабанили капли по стеклам, распахнулась входная дверь, и порыв ветра потушил половину свечей в люстрах. Вспышка молнии проявила контур демонессы в дверном проеме. Она шагнула через порог, волоча за шиворот некое существо. Им-то и оказался профессор. Морриган властным движением руки буквально швырнула своего пленника в зал и повернула лицо к Бате. Старшина, хоть и разменял в Адмирале уже не одну вечность по исчислению бесов, но от взгляда демонессы робел. Вот и сейчас он испытал предательскую слабину в коленях.
- На проживание сюда, - объявила Мо, - временно.
Батя пожал плечами:
- Трактир не резиновый, - негромко возразил он, - все комнаты заняты. Да и одно дело кормить прохожих, а другое - содержать постояльца. Накладно...
Его перебил оглушительный взрыв грома на улице. Морриган чуть сдвинула тонкие брови и величественно приблизилась к стойке. Батя, чтобы как-то совладать с заполняющим его ужасом, взял с плеча полотенце и неторопливо начал протирать стаканы:
- Изволите заказать бургундского? - поинтересовался он у демонессы.
Та кивнула и присела на высокий табурет:
- Иван Порфирьевич, - негромко заговорила она, - сколько вы здесь работаете?
Старшина на секунду замер, бросив на Морриган вопросительный взгляд, потом снова принялся усердно тереть стаканы:
- Да кто ж время считает, когда оно и не течет вовсе? - проворчал он.
- Ну а дом, жену, детишек вспоминаете? - промурлыкала демонесса.
Обхватив пальцами бокал, она поднесла его ко рту и не отрывая пронзительного взгляда от лица старшины слегка пригубила вино.
Батя вздохнул. Что сказать существу, обожающему козни, интриги и манипуляции? Что правда, что ложь - одинаково выйдет боком.
- Не могу принять вашего пленника, хоть убейте, - упрямо проворчал он, - мест нет.
- А что если, на побывку вас отпустить? - продолжала мяукать демонесса. - На три...
Она замолчала, заметив скептическую ухмылку на лице Бати:
- Что три? - проворчал Старшина. - Дня? Часа? Минуты?
Он поднял голову и встретился глазами с Морриган. Та приветливо улыбнулась:
- На три года, уважаемый Иван Порфирьевич.

***

Профессор оказался евреем, со всеми характерными чертами этой национальности. Он вальяжно грассировал, сверкал золотом в зубах и всячески избегал тяжелой работы. Первые несколько дней он изучал возможность убежать из "Адмирала" и на этой почве сдружился с Томом Головастиком. Последнюю ходку они уже совершали вместе.
- Ви должны пгравильно понимать, - вещал профессор, восседая на тачке, которую катил перед собой Головастик, - пгричина нашего и вашего успеха - скогрость! Пгри достижении некоей скогрости связи, удегрживающие нас с вами у этого места нагрушаться и то, что ви называете пгроклятьем - исчезнет. Мы станем свободными! Вив а Либрети! Понимайт?
Обливаясь потом, Головастик кивнул и промычал:
- Угу!
- Богже, хграни Амегрику и таких умных её пагрней! - улыбнулся профессор. - Быгстрее, мой дгруг, еще быстгрее! Пгроклятый тграктир нас снова настиг!
Головастик поднажал, и тачка запрыгала по ухабам.
- Ой! Вэй! Мама! Бикицер! Сто-о-оп! - орал профессор, вцепившись в края корыта.
Но Том очень хотел на свободу, поэтому на вопли несчастного внимания не обращал. Пот блестел на его загорелом обнаженном торсе, а полинявшие сапоги слились в бледный полукруг - так зачастил ногами Головастик. Пейзаж по краям дороги стремительно вращался. "Жми!" - шептал себе Том. В какой-то момент ему показалось, что действительность стала меркнуть. Черное пространство с ослепительными звездами проявилось под дорогой, Млечный путь засветился за спиной вместо солнца, а вокруг замелькали разноцветные огоньки планет.
- Ой-я! Назад! - где-то рядом прозвенел до боли знакомый голос. Раздался короткий свист бича, потом удар по ногам свалил Головастика на землю. Падая, он выпустил тачку, отправляя в короткое путешествие и профессора.
- А-а-а-а! - проблеял тот. И это было последнее, что услышал Том прежде чем настигнувшая твердь вышибла из него сознание.

***

Степан расхаживал по мансарде, откровенно жуя мундштук потухшей трубки. Роман никак не выходил, не хватало действия. Всё, что он написал за последнюю неделю годилось лишь на небольшую повесть. Но издатель не просто просил, он требовал роман! Бывший космонавт подошел к полукруглому окну и уперся лбом в холодное стекло. "Мне нужны новые впечатления" - отчетливо пришла мысль. Он еще раз окинул взглядом улицу: начиналась весна, снег стаял, по лужам катили смешные ретро-авто, похожие на деловитых жуков. С тех пор, как Эль Дьяболика обчистила национальный Банк, его здание закрыли, а теперь и вовсе отдали кому-то. Здание находилось на реконструкции и стояло в лесах. Медлить дальше смысла не имело, Степан стремительно покинул мансарду.

Улица встретила приятной теплотой и особым весенним ароматом. Стёпа неторопясь набил трубку и закурил, щурясь от синеватого дыма. Город за эти три месяца, что жил здесь, он так и не разведал. Знал лишь, что его делит пара рек и где-то на окраине есть маяк. Улочки, кривые и узкие, совершенно не годились для автотранспорта. Впрочем, машин было не много, и их было любопытно разглядывать. Внимание Степана привлек роскошный Роллс-Ройс, длинный и ярко-красный, на толстых белых шинах. Машина затормозила прям по середине дороги и из неё сперва вышла высокая дама в бордовом плаще, а следом мужчина в зеленой гимнастерке, галифе и до блеска начищенных сапогах. Едва пассажиры оказались на улице, машина тронулась с места и плавно укатила.
Степа курил табак и разглядывал странную парочку. Дама вела себя уверенно, создавалось впечатление, что она прекрасно знает этот город и улицу. Мужчина в форме держался молодцом, но ощущалось, что он здесь впервые. И тут Степан его вспомнил. Трактирщик!
Бывшего космонавта так и подбросило на месте от такого открытия. Он вцепился зубами в мундштук и даже прокусил его! Стараясь не упустить из виду усатого трактирщика, Степан пошел за парой следом. Идти оказалось недалеко, всего один квартал. Они остановились у небольшого домика с башенками и шпилями на крыше. "Лавка мелочей" гласила вывеска. Дама в бордо отворила тяжелую дверь и пригласила зайти трактирщика. Потом зашла сама. Степан постоял в отдалении некоторое время, потом решился приблизиться...

- У нас все без обмана, Иван Порфирьевич, - уверенно басила Морриган, обгоняя осматривающегося старшину, и проходя за прилавок. - Нам удалось выкупить ваше время. И теперь мы его используем с пользой.
- Нам? - уточнил старшина.
- Да, нам, - Морриган нетерпеливо махнула рукой, - ну, или, если обобщить, то нашей общей сущности.
Батя понимающе кивнул:
- Камилле Федоровне попали в руки мои часы?
- Да, - Морриган не смогла скрыть раздражения, - Рацио зачем-то выкупила их за баснословную кучу золотых. Мы с Эль были против!
- Зато теперь у вас появился неплохой рычаг, - старшина пригладил усы, - еще вопрос: много ли там времени? Три года - большой срок, может, стоит экономить?
Он осекся, так как по лицу демонессы растеклась ехидная улыбка:
- Экономить не стоить,Иван Порфирьевич, - с противной интонацией произнесла она. - Минуту!
Удалившись в подсобное помещение, она вышла, неся на ладони заводные "командирские" часы фабрики "Заря" с кожаным истрепавшимся ремешком:
- Держите, - протянула она часы Бате, - В них ровно три года. Как они истекут, вернетесь в Адмирал, а часы сдадите. И помните, война только окончилась, вы после госпиталя возвращаетесь на Родину. Ранение, контузия, даже если и ляпнете что-то, спишут на состояние.
Батя осторожно взял свои часы с ладони демонессы. Через миг он исчез.

***

Том пришел в сознание и, откинув тачку, придавившую его ноги, заорал:
- Мо-о-й-ша! Мо-о-о-ой-ша-а! Сраный ублюдок...
К удивлению Головастика рядом зашевелились кусты и на дорогу выполз перемазанный профессор.
- Не Мойша, а Мозес, - сердито поправил он и, кряхтя, поднялся:
- Что же вы, голубчик? - Мозес с укоризной глядел на Тома. - Мы почти выгрвались из этой ловушки. Я своими глазами видел пгростгранство!
В ответ Том разразился нецензурной бранью. Мозес с удивлением слушал его, потом потряс седой шевелюрой:
- Я ничего не понял, что вы ограли, - признался он.
Посмотрев на тачку, а затем на трактир, профессор махнул рукой и поплелся по дороге. Том вскочил на ноги и хромая ("Дьявол! Похоже, ноги стерты до крови!") побежал следом:
- Мойша, черт тебя возьми! - снова закричал он. - Нам не выбраться в это... в черноту, как бы мы не бежали. Ох!
Мозес сбавил шаг и обернулся к компаньону:
- Вот как? Это почему же?
- Потому что черноту охраняют. Ох! Дьявол, дайте руку, я еле иду!
- Шо вам таки моя грука понадобилась? - скороговоркой выплюнул Мозес. - Возьмите палку или костыль и ходите, как когрсагр! Если охграняют, то охграну можно - того.
- Проклятье! Сучий ты сын, Мойша, - прошипел Головастик, преодолевая боль. - Черноту охраняет не кто-нибудь... а Черная Фурия!
Он замолчал, потом усмехнулся:
- У меня на ляжке след батога самой Черной Фурии! Можно ходить по базарам и показывать.. Ох!...
Хромая и кляня весь мир, Том и Мойша подошли к дверям трактира.
- Хозяин! Бурбон и пожрать! - гаркнул с порога Томас.
- А мне, пожалуйста, покушать и попить, - елейно вторил Мозес.
Однако, никто не шевельнулся за стойкой, она оказалась пустой. Компаньоны удивленно оглядывали трактир. Теперь он больше походил на католический храм: столы исчезли, остались ряды лавок, а у глухой стены, где раньше висел охотничий трофей какого-то герцога ( подарок Морриган) теперь сияло нечто, похожее на алтарь.
- Вы пришли вовремя, братья, - раздалось откуда-то со стороны алтаря и компаньоны разглядели фигуру в темной рясе. - Наступает время вечерней проповеди.
- А... А.... Аксинья? - признал в проповеднике бывшую казачку Мозес. - Голубушка, духовность это пгрекграсно, но мы гранены и голодны. Нельзя ли спегрва ужин, а пгроповедь - потом.
Том не говорил ничего. Он сел на ближайшую скамейку и с зубовным скрежетом освободил ноги от сапог.
- Это... Надо пгродезинфицигровать, - пробормотал Мозес, увидев окровавленные ступни Головастика.
- Бурбона! - потребовал Том. - Или, клянусь богом, я доползу до кольта!
Но Аксинья и ухом не повела:
- Ваше печальное положение от вашего безделья
- Безделья?! - хором возмутились мужчины.
- Именно так, - подтвердила казачка и скорбно поджала губы.
Мозес и Головастик переглянулись:
- Она таки не в себе, - грустно констатировал профессор.
- Я весь день скакал, как беговая лошадь! - зарычал Том. - И после этого мне заявляют, что я - бездельник?!
Аксинья все же снизошла и, покинув алтарь, прошла в кухню. Через некоторое время она появилась с тазом и кувшином:
- Держи ноги в тазу, пока мочи терпеть не станет, - сказала она Головастику, - потом оботрешь сухим и забинтуешь. Завтра повторишь.
Том с презрительной ухмылкой сунул ноги в таз. Казачка начала лить из кувшина коричневый отвар. Мозес с интересом наблюдал за операцией. Сперва Том сидел спокойно, потом напрягся и стал морщиться, потом начал ругаться, но ног из отвара не вынимал.
- Уважаемый, я понимаю ваше желание показать этой фифе настоящую мужскую кгрепость, - вкрадчиво заметил Мозес, - но я вам как ученый грекомендую вынуть ноги, а то останетесь без них совсем!
Пока Головастик бинтовал стопы, Мозес обратился к Аксинье:
- Мадам! Мы оба сегодня славно тгрудились, он - ногами, а мне досталась самая сложная гработа - головой! Мы почти нашли путь, по котогрому можно покинуть это мрачное место. Мне кажется, нас стоит покогрмить. Как вы считаете?
- Безделицей маетесь, бездельники, - проворчала казачка. - Разве это дело - тачку по дороге катать? Дров бы накололи, воды натаскали, может и сготовили чего или поварами распорядились! Велика работа - путь они нашли! А вы попробуйте, уйдите этим путем!
Том и Мозес снова переглянулись, и Головастик печально поник головой.
- Не надо отчаиваться, дгруг мой! - воскликнул Мозес. - Эта вздогрная женщина испогртит вам все негрвы! В конце концов мы постгроим ракету, на котогрой улететь от стгража будет пгроще чем фогршмак!
- Ракету? - Том поднял голову. - Это что-то типа пушечного ядра?
- Именно! - поддержал его Мозес. - Только еще быстгрее.
- Знаешь, Мойша, давай лучше построим локомотив, - вздохнул Том и лег на лавку лицом вверх, - "Утренняя Звезда". Был такой экспресс... Я бы тебя в кочегары взял...
Он закинул руки за голову и утомленно прикрыл глаза. Мозес поднялся:
- В знак пгротеста, - обратился он к Аксинье, - я ухожу спать! Голодным!
Казачка молчаливо проводила его взглядом до двери комнаты на втором этаже. Мозес страдальчески вздохнул и скрылся за ней.
- Дармоеды... - произнесла Аксинья.

Ну, вот и всё. Комплекс космической станции медленно отдалялся, становясь большой блестящей точкой. Жирной точкой в жизни Степана Попова, космонавта, только что поставившего рекорд пребывания в открытом космосе. Как вышло, что расстояние между его скафандром и шлюзом превысило невозвратное? Сейчас Степан не мог сказать. В наушниках еще были слышны взволнованные реплики координаторов полета, обещания спасения и пожелания держаться до последнего. "Ну вы держитесь там, и хорошего вам настроения"- внезапно вспомнилось Степану, заставляя улыбнуться. Кислорода ему хватит еще очень надолго, неподвижному человеку много не надо, а регенератор еще протянет не менее суток. Сначала откажет система жизнеобеспечения и с одной стороны станет жарко, а с другой - очень холодно. "Этакий персональный ад в Артике: как раз к Солнышку задом, вот и пришкварит пятую точку", - продолжал размышлять Степан. Очень захотелось снять шлем и покончить со всем одним махом. Хотя и в этом случае махом не выйдет - в вакууме даже глубоком, космическом, человек может протянуть минуты две... Но это гораздо меньше, чем сутки поджаривания и одновременное замораживание.
"И хорошее настроение не покинет больше ва-а-ас", - Степан неуклюжими пальцами в перчатках попытался ухватить клипсы крепления.....

***

Батя набирал воду из колодца, выливая ведро за ведром в горловину большого бака из нержавейки. Бак стоял на тележке, которую потом старшина отвозил на кухню - поварам. Отчего-то ни один из постояльцев "Адмирала" ни разу не выразил желания натаскать воды. И дело было не в лени или боязни тяжелого труда. Однажды Батя спросил у Эль, отчего пришельцы боятся воды. "Анхель-гранде" секунду размышляла, потом состроила гримаску и протараторила на испанском о том, что темна вода в облацех.
- Да и не воды они боятся, - заявила в конце тирады Эль. - Они же пить и мыть в трактире, но проблемас. Би-й-ен (* колодец), вот что есть бояться. Эсто компрендо?
Про колодец старшина и сам догадывался. Поняв, что его "почему" остался без ответа, он промолчал и продолжил снабжать водой кухню самостоятельно.
Бак был уже наполовину полон, как вдруг в колодце зашумела вода и фонтаном ударила в небо.
- Екарный бабай! - выпалил Батя и, закрывая голову руками, рванул под навес.
Струя воды била вверх метров на пять и в обхвате совпадала с диаметром колодца. Почти сразу вокруг стало очень мокро, утоптанная земля скрылась под толщей воды.
- А ну, хорош шалить! - потребовал старшина из-под навеса. - А то алебастром накормлю!
Фонтан дрогнул и выплюнул сперва круглый шлем, а затем и белый скафандр с человеком внутри. После этого безобразие вмиг закончилось, столб воды ушел в колодец. Пару секунд Батя прислушивался к тишине, в которой явственно проступало журчание и потрескивание впитываемой в почву воды. Внезапно человек в скафандре зашевелился. Выплюнув воду, он закричал - негромко, обреченно и устало, словно не от страха, а по принуждению. Батя всплеснул руками и решительно зашагал по воде на помощь пришельцу...

Степан некоторое время приходил в себя, осоловевшим взглядом разглядывая распоротый на земле скафандр, зелень начинающейся весны и голубое небо. Он сидел под навесом в сухом исподнем, которое напялил с помощью Бати и пытался остановить галоп мыслей. Степан прекрасно помнил свою смерть: открыть шлем он так и не решился, но ему повезло - сдох регенератор и воздуха стало не хватать. Что самое обидное, он не так уж далеко отдалился от станции, она так и маячила в визоре шлема жирной сверкающей точкой. Потом сознание покинуло космонавта, он провалился в черный колодец. Ощущение падения Степан помнил отчетливо, а вот дальнейшие события слились для него в радужный клубок.

- Посиди, посиди, - Батя заботливо накинул на плечи шерстяное одеяло. - Куришь? У нас это запросто...
- Не, - Степан покачал головой, - не приучен. Благодарствую, отец.
Отец... Старшина невольно дернулся. Так его не называли очень давно, он пристальнее взглянул на парня. Тот еще не отошел от хода, взгляд потерянный, но хоть дрожать перестал, согрелся.
- Напугал ты меня, малой, - добродушно заметил старшина, - как шарахнул, словно трехдюймовка пальнула....
Он замялся, понимая, что парень мог и не знать о ЗиС-3, особенно, если учитывать его необычный скафандр.
- Э-э-э, - промычал Батя, собираясь с мыслями, - ты сам-то откуда будешь?
Степан пожал плечами и кивнул на небо:
- Оттуда.
Как объяснить столетнему человеку, что ты - космонавт? Степан не знал, да и не чувствовал в себе сил что-то объяснять. К его удивлению, пожилой человек в линялой гимнастерке ничуть не удивился, лишь кивнул:
- Много вас, таких, с неба валиться, - пробурчал он и похлопал Степана по плечу: - Ну, идем, идем. Чайку попьешь, баранок пожуешь, глядишь и оклемаешься.

***

Трактир произвел на космонавта гнетущее впечатление. Он сел за предложенный Батей стол и закрыл лицо ладонями.
- Эй, Небеся, - шутливо окликнул его старшина, - ты что зажурился так? Али испугался чего?
Степан открыл лицо:
- Это - галлюцинации, - объявил он, - у меня агония от кислородного голодания, и мозг рисует картинки, которых нет.
- Ну-ну, так уж и нет? - хмыкнул Батя. - На-ка, чайку горячего глотни...
Он поставил перед пришельцем стакан в железном подстаканнике.
- Чая тоже нет, - упрямо проворчал Степан, - смерть это финал, потом личность разрушается вместе с носителем, перестает существовать.
- Но ты же существуешь? - возразил старшина.
- Этот означает, всего лишь то, что я еще жив, - пожал плечами Степа и машинально придвинул чай к себе.
Батя уважительно кивнул и, поставив блюдо с баранками, удалился за стойку. Степан тем временем, что-то для себя решив, пригубил чай и взял баранку.
- Пошло дело, - улыбнулся в усы старшина.
Стараясь не привлекать внимания он выскользнул на кухню, а оттуда - во двор. Прокравшись до конюшни, он оседлал пегую кобылу и тихонько вывел её на дорогу. Через мгновение старшина мчался в надвигающийся закат, не скупясь на шенкеля.

***
Батя гнал лошадь, стараясь сосредоточится на месте, куда следовало попасть. Но мысли разбегались, и дорога летела под копыта кобылы бесконечной лентой, пейзаж крутился по сторонам, словно намотанный на огромные валки. Зак атное солнце висело, как приклеенное, и резало глаза. Пот покатился со лба на брови, а потом и по щекам, гимнастерка потемнела. Батя почувствовал усталость, ослабил хватку и припустил повод. Лошадь охотно перешла с галопа на рысь. Пейзаж замедлился, но не изменился и старшина знал, что позади маячит черепичная красная крыша "Адмирала".
" К кому? Живая вода или мертвая? И почему даже здесь нет идеала?" - неслись вскачь мысли Бати. Он не заметил того момента, как кобыла оступилась, и сила инерции выдернула его из седла.
"П"№;ц!" - успел подумать старшина, прежде чем черный покров бессознания не накрыл его с головой. Очнулся Батя от холода. По привычке, старшина резко поднялся, и его мокрая гимнастерка захрустела корочкой инея.
- Ну, здрасте, приехали, - пробормотал Батя, обхватывая себя руками и выпуская изо рта облачко пара.
Старшина осмотрелся: он находился в кособокой комнате с огромным, во всю стену окном. Через пару мгновений Батя сообразил, что это мансарда. Комната не выглядела жилой - на полу валялись пыльные обрывки холстов, пустые банки из-под красок и засохших кисточек. Окно мансарды было открыто и в нем маячил знакомый черный силуэт с широкополой шляпой. Батя приблизился: дармоедка, упакованная в роскошный теплый плащ с меховым воротником, стояла на карнизе и кого-то пристально высматривала в бинокль.
"Десятикратный, морской", - на автомате подумал Батя и кашлянул. В мансарде теплее не становилось и гимнастерка старшины с каждой секундой все больше и больше приобретала сходство с фанерой.
- Кар-рамба! - выпалила Эль, едва не вывалившись с карниза от неожиданности. - Кто здесь?!
Оглядев замерзающего Батю она успокоилась и шагнула в комнату:
- Падрэ! Ты есть совсем снеговик здесь. Ки паса? * (что случилось?) Почему ты придтить? Тебя кто отпускать? Трактир провалить к Мо в Тар-тар? Что ты молчать? Ты мень-я напугал! Это не есть хорошо, это оченно даже плохо! Пугать мень-я, си!
Старшина кивал её болтовне и пытался не чихнуть. Но его попытки оказались тщетными и оглушительный его чих заставил нежно зазвенеть стекла в мансардном окне.
- Ой-ля... - пробормотала Эль. - Ты есть енфермо*! (больной*)
- Не, - Батя потряс головой, - я есть холодный. Можно сделать немного теплее здесь?
Ангел смерила старшину оценивающим взглядом, потом покосилась в окно мансарды, наконец, остановила взор на бинокле, что сжимала в руке:
- Эх-ххх, - тяжелый вздох сорвался с её уст, - люди всегда есть люди.... Ужасенно!
Совершенно не заботясь об оптике, она отшвырнула бинокль и шагнула к Бате. Вцепившись в его плечи обеими руками, она сжала пальцы так крепко, что даже бывалый старшина охнул. В тот же миг мансарда исчезла, и они появились у дверей "Адмирала".
- Э буэно, - довольно улыбнулась Эль, отпуская Батю и стаскивая меховые перчатки, - полагать, мне положен бокаль-ечик де рон карибьено*!(карибский ром). За спасение одного не оченно умённого Падрэ...
- Обойдешься, - буркнул старшина и решительно прошел в трактир.

***

В трактире все было без изменений, и у Бати немного отлегло. Все же оставить без присмотра трактир - огромный риск загреметь даже не в развоплощение, а куда-нибудь к бесам, в прислужники. И те спуску давать не будут, уж эти натуры он изучил неплохо.
- А вот и хозяин пожаловал, - из-за стойки навстречу Бате двинулась Аксинья - казачка, задержавшаяся в "Адмирале", - ну, здравствуй.
- Здравствуй, - сразу севшим голосом выдавил старшина, соображая, сколько же времени он мог отсутствовать. Но Аксинья разрешила его замешательство:
- Что ж так вот, все бросил, побежал? - поинтересовалась она, сурово сдвинув брови, - Хоть бы сказал, уж присмотрела за хозяйством твоим. Хорошо, на час убежал, а как если бы на седмицу? Народец тут лихой, разберут хату, ей-же-ей. Или подпалят.
Батя обтер ладонью оттаявшие усы и выдавил "Спасибо". Аксинья еще секунду хмурилась, но тут в дверях появилась Эль. Казачка ожгла Батю яростным взглядом, развернулась на мысках и стремительно поднялась в свою комнату. Хлопнула дверь и брякнул закладываемый на скобы засов.
- Ой-ла, - хихикнула ангел-дармоедка, - э ки пасьонез* (какие страсти).
- Женщина - всегда женщина, - виновато пробубнил Батя, отирая лоб рукавом гимнастерки, - думал, сейчас врежет, ей-богу!
Эль в ответ засмеялась и уселась на высокий табурет у стойки:
- Аси, теперь рассказать, на кой дьябло тебе понадобить варить всю эту кашу?
Батя нашел глазами Степана за столом и, вздохнув, поставил на плиту турку с кофе:
- На кой, на кой... - проворчал он и улыбнулся Эль,- да вот на той. Потому и кофием тебя поить буду.
Эль Дьяболика картинно подперла рукой щеку и устремила озорные глаза к потолку:
- Кошмаренный ты человек, Падрэ, - притворно вздохнула она, - все про всех знать!
- Ну, а то ж, - продолжал ухмыляться старшина, - не первый день здесь.

***
***

Степан потихоньку втянулся и незаметно для себя прикончил все баранки на блюде. Спохватился лишь на последней. На станции рацион был скудный, космическая еда в тюбиках хоть и имеет вкус и даже запах, но все равно, когда ешь, ощущение что картон жуешь. А тут - баранки! Да еще чай крепкий, душистый, с сахаром!
"Весьма приятная галлюцинация", - усмехнулся про себя Степан и доел последнюю баранку. Самочувствие на удивление было хорошим, космонавт чувствовал себя свежим и бодрым. Он поднялся из-за стола и стал расхаживать вдоль прохода с интересом разглядывая остальных посетителей.
"Этого я представлял, когда читал Лондона, - думал Степан, классифицируя гостей трактира, - а эта парочка, похоже, из какого-то кино, сейчас не вспомню. По видику в детстве смотрел. Эта компания..."
- Эй, чувак, чего зенки пялишь?
Не шибко привлекательной внешности "браток", косая сажень в плечах, коротал время за бутылкой водки. Степан подошел к нему:
- Привет, - поздоровался он. - Я тебя знаю?
- Да мне до лампады твой привет и знания, - быканул "браток", - че ты тут трешься, высматриваешь?
- Ну,- космонавт пожал плечами, - знакомлюсь. Со своим внутренним миром.
- С че-е-м? - скривил губы "браток".
- Ну, с галлюцинациями своими, - - поведение этого агрессивного видения стало забавлять Степана. - С тобой, например.
- Чё сказал?! - "браток"поднялся, демонстрируя широкую волосатую грудь с золотой цепью в проеме распахнувшегося малинового пиджака. - Какой я тебе, кишка, пример?!
- Да ладно, ладно, - Стёпа поднял руки и сделал попытку отступить на шаг, но налетел на стол и что-то опрокинул.
- У-а-а-а-а-а-а! - взревели за тем столом и раздался грохот опрокидываемой мебели.
Степа обернулся и успел заметить, как одноглазый корсар, облитый пивом, в бешенстве переворачивает стол и вытаскивает из-за пояса вполне настоящий хорошо наточенный тесак. Ошарашенный увиденным космонавт невольно попятился, и тут свет померк в ясных Степиных глазах. "Браток", воспользовавшись замешательством оппонента, с размаху приложил бутылку о темечко непутевого космонавта. Тот рухнул, как подкошенный, а корсар и браток вдруг исчезли, лишь звякнула об пол пустая бутылка "Столички".

***

Сознание вернулось мучительно и больно. Голова гудела, перед глазами плыли разноцветные круги. Вокруг - чернота космоса. Там, в направлении ног, матушка-Земля, а чуть выше сверкает точка космической станции. Скафандр изрядно раскалился в своей задней части, и Степа, несмотря на общее контуженное состояние, начинал испытывать определенный дискомфорт.
"Галлюцинации, - вздохнул он про себя, - а ведь почти поверил..."
Он грустно смотрел на сияющую точку, морщась от обжигающих прикосновений скафандра к телу. Вдруг где-то совсем рядом ему почудилось движение. Степан повернул голову и обомлел! Прямо на него мчалась всадница в черном, на вороной лошади. Её длинные волосы и плащ развевались на несуществующем в космосе ветру, из ноздрей коняги клубами валил белый пар. Если бы Степан услышал цокот копыт, он тут же решил, что это очередное видение... Но всадница приближалась в полной тишине, как и положено в вакууме.
Приблизившись к Степану, она вскинула руку, и толстая плеть беззвучно рассекла пространство и обвилась, точно змея, вокруг ноги космонавта. Всадница поворотила коня и направилась к станции, волоча за собой на буксире потрясенного Степана. Пять, шесть, семь, восемь секунд и вот он - открытый приемный люк шлюзовой камеры! Внезапно плеть ослабла, и Степан по инерции влетел в шлюз. Сразу сработала автоматика, камера закрылась, началось заполнение. Но Степан, хоть изрядно и обессилел от приключения, собрал силы и подплыл к обзорному иллюминатору. Сейчас он думал только об одном - сошел ли он с ума или спасение случилось на самом деле?
За двойным толстым стеклом безразлично мерцали звезды и никого не было. Стёпа обреченно ткнулся забралом шлема в иллюминатор - все-таки, сумасшествие. Вдруг с той стороны стекла выплыло лицо его спасительницы. Она весело подмигнула Степану, и вскинула правую руку. Космонавт невольно отпрянул назад, в иллюминатор уставилось холодное дуло кольта. Звук выстрела слышен не был, но Степа видел, как яркая вспышка выстрела выталкивает из жерла оружия толстенькую острую пулю. Она вмазала точно в центр иллюминатора и не пробив его, отскочила в пространство, оставив на стекле заметный скол.
Степан заметил сигнал о заполнении шлюза воздухом. Он открыл клипсы и стянул с головы шлем. Потом скинул лямки и вылез из скафандра: "Надо сообщить в ЦУП о своем спасении, - подумал космонавт, - но, черт возьми, как его объяснить?"

***

Черный силуэт "анхель-гранде" маячил на карнизе мансардного окна. Вечерело и мороз усиливался, но от него Эль защищал добротный теплый плащ с меховым воротником и теплые перчатки. Дармоедка продолжала наблюдение используя военный бинокль, правда с уже треснутым стеклом. В мансарде теперь царил порядок и от буржуйки веяло жаром. Молодой мужчина в свитере и домашних тапках сидел за письменным столом. Перед ним стояла печатная машинка, заряженная чистым листом бумаги. Мужчина пригладил ладонью коротко стриженные абсолютно седые волосы и поднялся из-за стола:
- Сегодня суббота, - напомнил он Эль, подойдя к окну, - выходной.
Дьяболика кивнула:
- Си, и сторож делать обход на четверть часа раньше, чем на будень.
Мужчина смотрел сквозь стекло на улицу. На той стороне с потухшими окнами возвышалось здание Национального Банка.
- Зачем ты хочешь его ограбить? - спросил он. - Ангелы не грабят банки.
Эль фыркнула и слегка толкнув мужчину, шагнула в мансарду:
- Анхельс не грабят, - веско заявила она, - но я - анхель-гранде, и мне моженно!
- Хорошо, хорошо, - мужчина махнул на неё ладонями, и плотно затворил раму окна, - но зачем? Деньги, золото, драгоценности - они не имеют смысла.
Эль уже шагала к дверям. На секунду она остановилась:
- Затем, чтобы купить все звезды! Стьёпа, ты должен менья понимать, ведь звезды это самое прекрасенное, что есть. Или как?
Бывший космонавт Степан Попов отвел глаза, взглянул на пышущую жаром буржуйку в углу, на неначатый лист, торчавший в пишущей машинке, на старый торшер с выцветшим пожелтелым абажуром и опустил глаза.
- Адьос! - хлопнула входная дверь, в мансарде стало тихо и пусто. Стёпа вздохнул и прошел за письменный стол. Надо начать новый роман, потому что это и есть самое прекрасное в его теперешней жизни.