Дали и Гала познакомились в 1929 г. Ей было 35, а ему 25, она была женой Поля Элюара, но все это не имело значения. Их роман начался почти мгновенно. Гала ушла от мужа, оставила 11-летнюю дочь, он поссорился с отцом из-за этих отношений и отец перестал давать ему деньги, так что первое время они жили очень бедно в маленьком рыбацком домике в Порт-Лигате. Затем уехали в Париж- Дали писал картины, а Гала оббивала пороги галерей, рекламируя талант мужа. Она стала его моделью, агентом и сделала коммерчески успешным художником. Вместе они были больше 50 лет. "Ее удивила стройность моих рассуждений, и тут же, под платаном, она призналась, что приняла меня за противного и невыносимого типа из-за моих лакированных волос, которые придавали мне вид профессионального танцора аргентинского танго. В самом деле, от мадридского периода у меня осталось пристрастие к фатовству. У себя в комнате я всегда ходил нагишом, но если надо было отправиться в селение, я целый час приводил себя в порядок, нафабривал волосы и брился с маниакальной тщательностью. Я носил безукоризненно белые брюки, фантастические сандалеты, шелковые рубашки, колье из фальшивого жемчуга и браслет на запястье. По вечерам я надевал расписанные мною шелковые рубашки с очень открытым воротом и пышными рукавами, что делало меня похожим на женщину". "Сегодня воскресенье, и я наконец раскрыл тайну цвета глаз Галы, они у нее подводно-ореховые. Этот цвет, также как и цвет морских олив, весь день не давал мне покоя". Многие писали биографию Галы, но лучшие тексты о ней написал Сальвадор Дали. Мы должны грести теми вёслами, которые нам даны
Родился великий врач 6 апреля 1836 года в Херсонской губернии на хуторе Карантин. Название говорит само за себя, в Карантине располагался тыловой госпиталь для больных инфекционными заболеваниями армии Суворова. Как символично бывает: Достоевский родился в больнице для бедных, Блок — в университете, Диккенс детство провел в долговой тюрьме, Виталий Бианки — в зоологическом музее, Склифосовский — в Карантине. 9 ребенок в бедной семье. Письмоводителю карантинной конторы было не прокормить 12 детей. Когда умирает мать, отец занятый эпидемией холеры, отдает детей в Одесский приют. Вскоре отец сам заболел и умер. Итак, приютское детство, Одесская гимназия с серебряной медалью, мед.факультет Московского университета с отличием. Талантливому врачу предлагали защищаться — он возвращается в Одессу получать практические навыки — ординатором хирургии гор. Больницы. Всю жизнь он будет выбирать спасение жизней регалиям и славе. В 27 он защит докторскую степень. Дальше 2 года за границей: в Германии, Франции, Англии - в немецких полевых лазаретах во время франко-прусской войны, за что был награжден Железным крестом, на перевязочных пунктах австро-прусской. Потом Балканская, и русско-турецкая… Военно-полевым хирургом на всех войнах, которые вела Россия того времени. (А было ли в России время без войн!) Ужас военно-полевой хирургии, где не было наркоза. Николай Васильевич мог сутками не выходить из операционной. И оперировал и "своих" и "чужих", считая, что главное - сохранить жизнь любому человеку. Николай Васильевич создал теорию полостных операций, придумал фиксировать переломы гипсом. Первым в мире применил местное обезболивание раствором кокаина. Сконструировал аппарат, который позволял поддерживать наркоз. (До этого даже самые сложные операции длились не более трех минут) Внедрил рентгенологические исследования. Скольких усилий стоило сломить сопротивление антисептике в России! А сколько элементарной подлой зависти! Профессор Ипполит Корженевский: «Не смешно ли, что такой крупный человек как Склифосовский, боится таких мелких творений, как бактерии, которых он даже не видит!». Это самый поверхностный перечень медицинских трудов и заслуг Склифосовского — они огромны. И все это во время личных трагедий.
Его первая жена умерла совсем молодой - в 24 года - от тифа. Остались трое малышей. Хирург долгое время казнил себя за то, что пока он спасал других, не смог спасти любимую. Второй раз он женился на гувернантке. Брак оказался счастливым, жена сопровождала мужа даже на фронтах, родила ему еще четверых детей. В доме у Склифосовских бывали и композитор Чайковский, художник Верещагин и известный юрист Кони. Интересы Склифосовского были достаточно обширны: он любил живопись, литературу, музыку. Его жена, кстати была лауреатом международного музыкального конкурса Венской консерватории, а дочь училась музыке у Николая Рубинштейна. Дружил великий врач с Боткиным, засиживался до глубокой ночи у профессора химии и композитора Бородина, встречался с А.К. Толстым. И из этой гавани с кремовыми шторами, профессорской кафедры, комфорта академической науки он с женой (той самой, после Венской консерватории!) возвращался в полевые госпиталя. К операционному столу под огнем. Хирург под Плевной и на Шипке, только в период русско-турецкой войны через его лазареты прошло около 10 000 раненых. В 19 веке даже вопроса о том, может ли женщина быть врачом-профессионалом, а тем более хирургом, не поднималось. Но Склифосовский во время русско-турецкой войны берет на себя руководство группой женщин-врачей, выбравших хирургическую специальность. Это было настоящим прорывом для того времени. (Его жена тоже на фронте, медсестрой). Как врач он спас тысячи жизни, но не мог уберечь от смерти самых близких и дорогих. Ни один из детей Склифосовского не прожил долгую жизнь — сплошная череда таких трагедий, что одной бы хватило, чтобы сломить человека. Он ребёнком пережил смерть родителей, потом - жены, а потом 3-х своих детей. Старшая дочь была инвалидом. О судьбе девочки известно очень мало. По слухам, в Яковцах, она утопилась в реке. Сын хирурга, Борис, умер в младенчестве, его брат Константин - не дожил до 17-летия из-за туберкулёза почек. А после этого случилась беда со старшим сыном Владимиром, который во врем учебы в Санкт-Петербургском университете увлекся политикой и вступил в тайную террористическую организацию. 16-летнему Владимиру поручили убить губернатора Полтавы, который был другом семьи Склифосовских. Володя приехал в имение в подавленном состоянии, так как понимал, что не сможет убить своего давнего знакомого, однако признаться "товарищам" в этом не решался. В итоге он застрелился в своей комнате. Смерть третьего сына подкосила Склифосовского — с ним случился инсульт. Он оставил работу и Петербург, уедет в свою усадьбу. Возвел в честь Владимира школу для крестьян. Велел похоронить себя возле сына, а поместье запретил называть Отрадным — переименовал в «Яковцы. (Хорошо, что он не знал, что будет творится в Отрадном после!) Склифосовский переживет сына только на 4 года. Но со смертью великого врача в 1904 трагедии его семьи не кончаются. Еще один сын хирурга Николай, погиб на Русско-японской войне. Еще один Александр, пропал в Гражданскую войну. Жену Склифосовского парализовало, за ней ухаживала дочь Тамара. В разгар революции махновцы из отряда Бибика нагрянули в поместье. У Софьи Александровны была бумага, подписанная Лениным, о том, что на семью Склифосовского репрессии не распространяются. Но бандиты бумаг не читают. Увидев портрет офицера царской армии в мундире, махновцы зарубили жену Склифосовского лопатами, а дочь Тамару вывели во двор, изнасиловали и повесили головой вниз на дубе. Дома и могил семьи великого хирурга не сохранилось. В 1966 году переg международной конференцией хирургов там высадили парк.
— Вы не считаете себя красивой? — И никогда не считала. Могу быть привлекательной. Эффектной. Свечусь от того, что я на сцене. Вот на сцене люблю себя и не стесняюсь об этом говорить... В жизни комплексую. Почти не хожу на тусовки. Не даю интервью. Мне все время скучно в компании. Не понимаю, зачем люди об этом говорят, зачем тратят на это время? Лучше лягу на диванчик, суну кошку под мышку и книжку почитаю — вот это удовольствие. С подружками люблю общаться. А все эти компании… Может, мне так неуютно, потому что все ждут: вот сейчас актриса будет выдавать. С каких щей? Я такая, какая есть. Столько выдаю на сцене, что иногда и для близких почти ничего не остается. Есть актеры, которые подключают какую-то особую технику, выдают бутафорские слезы за настоящие страдания. Я так не умею. Я душу свою отдаю, по кусочкам от нее отрываю, отрываю…
Любовь Полищук. Мы должны грести теми вёслами, которые нам даны
Дата: Воскресенье, 21.02.2021, 14:33 | Сообщение # 36
Капитан
Сейчас: На суше
ЦитатаАля ()
Я душу свою отдаю, по кусочкам от нее отрываю, отрываю…
Рано ушла... израсходовала всё...
Николай Васильевич Склифосовский... осталась память о нём... Легкая придурковатость снабжает мозг кровью и обеспечивает индивидуальное творческое пространство...
Самые необычные факты из жизни Антона Павловича Чехова.
— Привез с острова Цейлон ручного мангуста по кличке Сволочь. — В гимназии ради эпатажа носил под мундир брюки вызывающего цвета. — В детстве переоделся в нищего, загримировался и получил милостыню от собственного дяди. — Отдал городовому завернутый в бумагу соленый арбуз (огурец - по другим источникам), сказав, что это бомба. — Получил гонорар мебелью из редакции журнала «Будильник». — Изучал портняжное ремесло при уездном училище. По просьбе своего щеголеватого брата Николая сшил серые гимназические штаны, да такие узкие, что их прозвали макаронами. — Исполнял дома церковные песнопения. Что же касается голоса, Антон Павлович говорил громким басом. — За ним всюду следовала армия фанаток. Когда в 1898 году Чехов перебрался в Ялту, многие его поклонницы последовали за ним в Крым. Как писали газеты, дамы буквально носились за писателем по набережным, лишь бы почаще видеть своего кумира, «изучали его костюм, походку, и старались чем-нибудь привлечь его внимание». Девушек за такую преданность местная светская хроника метко окрестила «антоновками». — Входит в тройку самых экранизируемых в мире авторов. Более 287 экранизаций. — С первого взгляда увидел в незнакомом ему человеке самоубийцу. — У Чехова было около пятидесяти псевдонимов. Ну, один-то из них вам точно известен еще со школьных времен. – Антоша Чехонте, конечно. Еще были: Шиллер Шекспирович Гете, Шампанский, Брат моего брата; Гайка № 6; Гайка №9; Грач; Человек без селезенки; Акакий Тарантулов, Некто, Архип Индейкин. — Дед Чехова был крепостным, а сам писатель отказался от потомственного дворянства. Егор Михайлович Чехов смог выкупить себя и свою семью на волю. Впоследствии его знаменитый внук никогда не забывал о своем происхождении. При этом в 1899-м, когда император Николай II своим указом присвоил писателю титул потомственного дворянина и орден Святого Станислава третьей степени, Антон Павлович эту привилегию попросту…не принял. Высочайший указ так и остался без внимания и последствий – как и звание почетного академика Российской академии наук, которое Чехов тоже посчитал для себя бесполезным.
/ интернет/ Мы должны грести теми вёслами, которые нам даны
Муж научил ее краситься, качать бедрами, читать классику и вести себя в обществе. Их любовь возмущала всю Италию, но они разрешили себе быть счастливыми. Понти сказал Софии, что она очень хороша и стала бы кинозвездой; вот только похудеть, конечно, надо, особенно в бедрах и нос укоротить. Софии было неприятно это слышать: себе она нравилась, и этого было достаточно. Сказала, что нет, ничего в себе переделывать она не станет. После этих слов Понти бесконечно ее зауважал: он привык, что девушки готовы на все, только бы стать знаменитыми. И отказаться от мысли сделать из Софии звезду уже не мог. Он чувствовал себя ювелиром, заполучившим редкий, но неограненный бриллиант.
Понти возился с Софией месяцами: учил, как говорить без неаполитанского акцента, как краситься и причесываться, чтобы не быть похожей на смешную провинциалку, заставлял читать классическую литературу и слушать классическую музыку… Он даже научил ее красиво ходить: ставил в два ряда письменные столы с открытыми ящиками, а Софи должна была закрывать их, проходя мимо и качая бедрами. Псевдоним Софи Лорен придумал тоже он, и заключил для нее выгодные контракты.
Софи Лорен и Карло Понти прожили вместе полвека — Понти не дожил до золото свадьбы всего несколько месяцев. Софи всегда говорила, что без мужа она никогда не стала бы той, кем стала. И что эту любовь ей подарил Бог.(с) Легкая придурковатость снабжает мозг кровью и обеспечивает индивидуальное творческое пространство...
Санна, Немного в дополнение : "Самое главное — сильных женщин придумали мужчины. Саму формулировку. Таких женщин не бывает в природе и не должно быть. Есть женщины, которые вынуждены прикрываться маской «силы», потому что их к этому подталкивают жизненные обстоятельства." /Софи Лорен / Мы должны грести теми вёслами, которые нам даны
Нaписав свой дебютный роман «Здрaвствуй, грусть!», Франсуаза Саган получилa свой первый гонорар за книгу. Во времeна, когда у нее не было денег, она как зарок обeщала себе первую премию за книги «прогулять по-бешеному». Прaвда, она мечтала купить себе небольшую квартирку, но отгоняла от сeбя эти мысли, «зарок» – есть обещание, которое надо исполнять. Получив приличный гонорaр, писательница приехала кутить по-чeрному в курортные Онфлер и Довиль. Протравив почти все деньги, она пошла игрaть на оставшиеся в казино. Саган обожала цифры 3, 8, 11 – это были ее зaветные числа.
Проиграв почти весь остаток от былой роскоши, она стaвит почти все на «8 черное» и выигрывает – к утру она уже обыгрывала казино почти на 300 тысяч евро (современным курсом), цифры 3, 8 и 11 приносили удачу пьяной Франсуазе. Обыграв казино и допив из бутылки самое дорогое шампанское, она поехала искать свой отель. Говорят, шампанское путает мысли, намерения и дороги. Вскоре она увидела очень симпатичный особняк, из которого открывался живописный вид. Это была частная семейная гостиница. Выйдя из такси, она разговорилась с владельцем поместья, который сказал, что гостиница переполнена. Тогда Франсуаза ответила, что она хочет спать и сильно пьяна. Владелец только пожал плечами, мол, ничего не поделаешь. Франсуаза спросила, сколько стоит дом. Владелец ответил 200.000 (современным курсом), на что пьяненькая Саган открыла свой саквояж и вывалила на стойку перед владельцем 300.000, и заявила заплетающимся голосом потрясенному владельцу, что она не хочет комнату, она покупает всю гостиницу. Хозяин с обалдевшим взглядом пролепетал, «а что делать с постояльцами?», она ответила, что пусть живут этим летом, а особняк она заберет осенью.
Дата: Воскресенье, 14.03.2021, 16:36 | Сообщение # 43
Муза
Сейчас: На суше
Никогда не преувеличивайте глупость врагов и верность друзей.
Писатель Джек Лондон покончил с собой. По другим сведениям, он умер от передозировки наркотика, но, собственно говоря, это почти одно и то же – под конец жизни (ему было всего 39 лет) он страдал от жесточайших депрессий, много пил и потерял интерес ко всему окружающему… А ведь был он, что называется, мачо, настоящий мужчина: и в «золотой лихорадке» участвовал, и военным корреспондентом работал; смелый, отважный человек, самый высокооплачиваемый писатель в свои времена. Каждый день он писал тысячу слов, его романы и рассказы расходились огромными тиражами, по всему миру у него были миллионы поклонников. Довели его до смерти, как это ни банально, так называемые друзья. Помните, в школе, когда мы были детьми, учителя часто говорили о ком-то: «это не друзья, а дружки!». Вот для этих самых дружков романтичный писатель выстроил настоящий дворец из особого красного камня (кстати, огнеупорного). Назвал его «Дом волка» и принялся приглашать к себе жить писателей, поэтов и каких-то подозрительных «бродячих философов»; кормил их, поил, снабжал карманными деньгами… В один прекрасный день дом заполыхал. Его подожгли изнутри, причем сразу в нескольких местах – иначе грандиозное сооружение не смогло бы сгореть дотла, оставив писателя с многотысячными долгами… То есть, именно дружки дом и сожгли. Джек Лондон, пытаясь найти выход, принялся писать еще больше, борясь с приступами депрессии и нежеланием жить – потрясение было слишком сильным. Тут он услышал, как один его друг говорил другим: «Джеку слишком легко достаются денежки. Надо помочь ему их потратить!». Отвращение к людям овладело несчастным Джеком Лондоном. Он уже ничего не писал, только пил все больше и больше, а в конце концов слуга-японец нашел его умирающим, а рядом с ним – листок бумаги, на котором несчастный доверчивый писатель высчитывал смертельную дозу опиума. Друзья, наверное, пришли на похороны, обсудили ситуацию, вдоволь посплетничали, посудачили, на славу угостились и разошлись восвояси, вернее, расползлись, подобно глистам-паразитам, чтобы поскорее найти новую жертву.
…Как-то мы с мамой шли по Васильевскому острову, мне было лет 9. В киоске продавали фотографии разных артистов. Тогда была такая мода — покупать фото артистов, а еще — меняться ими. Я этой страсти никогда в жизни подвержена не была, а тут вдруг ткнула пальцем и попросила: «Мама, купи». И ладно бы я выбрала артиста потрясающей красоты — Тихонова, Стриженова, Ларионова, Самойлова… Но я почему-то захотела купить Василия Меркурьева. Когда мама отворачивалась, я на него смотрела, прижимала к сердцу. До сих пор эта фотография у меня.
Пролетели годы. Я собралась поступать в театральный институт. Причем была в себе совершенно уверена, у меня был большой репертуар. Когда мама приводила меня на работу, оставляла там с кем-то, то, возвращаясь, она всегда заставала одну и ту же картину. Вокруг — небольшая толпа, а я читаю стихи. Мама с ужасом спрашивала: «И давно она так?» — «Да часа полтора уже», — отвечали ей. Ну действительно — репертуар был большим. И потом, я так любила театр, что совершенно искренне полагала — а кто, если не я? И вдруг в институте я обнаружила, что вокруг ходят красивые девочки. Высокие, стройные — с фигурами, глазами, волосами. А я рядом — такого общипанного, задрипанного вида. Я была худа, как штатив у микрофона. И никаких выдающихся мест у меня практически не было. Мне всегда говорили: «Ну хватит стоять на руках, встань на ноги». Ноги — как руки. Я заходила в лифт, но он этого не чувствовал и никуда не ехал. Приходилось подпрыгивать — лифт догадывался: «О, кто-то вошел» — и начинал двигаться.
Позже, когда познакомилась с Константином Райкиным, мы друг другу часто плакались в жилетку. Он показывал мне письма от «добрых» зрителей, они писали: «Вам не только на сцене — на улице показываться не стоит». Костя смотрел на меня и утешал: «Эти ноги, они у тебя так извиваются-извиваются… Не знаю, мне нравится». Я тоже говорила ему, что он прекрасен. Но во время поступления такого товарища у меня не было. Совершенно неожиданно для себя я узнала, что на очередной тур надо прийти в купальном костюме. Пришла, ноги буквально заплела, чтобы они сошлись хотя бы. Вызывают по 10 человек. Мы стоим, а эти иезуиты внимательнейшим образом на нас смотрят: кто-то очки снимает, кто-то надевает. Рядом со мной — фигуристая красавица с глазами и ресницами. Как какое-то пособие: какими артисты быть должны, а какими не должны. Я стою — униженная и оскорбленная, даже не как лошадь, как ослик Пржевальского. И понимаю — комиссию надо брать чем-то невероятным, несусветным. Нам дают задание — изобразить, будто мы моем окна. Все моют маленькие окна — практически форточки. А у меня было та-акое окно — этой сцены не хватит, видимо, какая-то американская витрина. И я бегала из конца в конец и вытирала ее всем телом. Поскольку я перед комиссией все время мельтешила, они смотрели только на меня, туда-сюда головами крутили. Короче, этот тур я проскочила. И к какому педагогу, вы думаете, я поступила? К Василию Васильевичу Меркурьеву! Для меня он всегда оставался самым красивым человеком и самым блистательным актером.
Часто вспоминаю, как я первый раз попала в театр, мне было лет пять. Шел балет «Щелкунчик». Я вошла в зал, села в бархатное кресло, и передо мной открылась потрясающая картина, в которую я абсолютно верила. Балерины на тонких ножках на пуантах, в легких пачках выбегали на сцену. Весь зал смотрел на них с восторгом, сверху сыпались цветы. С балконов, отовсюду летели эти цветы, ими была засыпана вся сцена. «Боже, — думала я, — какая прекрасная жизнь! Вся в цветах!» Тогда я решила, что буду балериной. С утра до вечера что-то представляла перед зеркалом: красиво махала руками, надевала такие ботиночки без ранта, они были вместо пуантов.
Прошло много лет. Мы с театром поехали на гастроли в Америку. За 40 дней сыграли 40 спектаклей. Для репертуарного театра это очень трудно, а мы привезли всего два — «Три сестры» и «Крутой маршрут». 28 раз мы сыграли «Три сестры». 28 раз я, Маша, была покинута Гафтом, который изображал Вершинина, 28 раз умирала от любви. А публика — чисто американская, никаких наших эмигрантов. И на первых же фразах она вдруг начинает смеяться. Там, где российский зритель даже не улыбнулся бы, они гомерически хохочут. Мы в недоумении: артисты — все в слезах давно, а американцы умирают от смеха. Потом нам объяснили: раз в программке написано «комедия», значит, надо смеяться. Вот зал и старается. Но постепенно наступила тишина, затем слышим — кто-то всхлипывает. А когда спектакль закончился — повисла страшная и очень длинная пауза. Мы опять ничего понять не можем. Пауза — потому что они потрясены? Или это так ужасно, что они даже хлопать не хотят? И вдруг зал встал и на нас обрушился гром аплодисментов. И сверху, отовсюду посыпались цветы. Мы стояли с огромными охапками, а цветы все летели и летели. А я думала: «Боже мой, наконец-то я балерина!»
«Почему хорошо выгляжу? Наверное, потому, что я очень добрый человек. Честно говоря, редко смотрюсь в зеркало — только когда прихожу на спектакль и сажусь в гримерке. А что касается радости жизни: она в каждой минуте, в способности воспринимать ее такой, какая она есть, и радоваться тому, что она такая. Есть радость от того, что утром иду на репетицию, а вечером играю в спектакле.
Счастье — это когда ты читаешь интересную книгу, знаешь, что тебя ждет интересная работа, рядом с тобой сидит твой ребенок, на траве резвится твоя любимая собака, а вечером вся семья соединяется, садится за одним столом и все болтают и рассказывают друг другу о том, как прошел день. По крайней мере, иногда я думаю, что счастье именно в этом». Мы должны грести теми вёслами, которые нам даны
Николай Рыбников очень любил играть в шахматы, был страстным и темпераментным игроком, бурно радовался победам и болезненно переживал поражения. Иногда к нему в гости заходили знаменитые шахматисты Борис Спасский или Ефим Геллер, и тогда он им обязательно предлагал сыграть партейку-другую. И, конечно же, проигрывал.
Однажды вечером к Рыбникову заглянул Ефим Геллер, и сообщил, что Борис Спасский не придёт, дескать, он уехал на очередные соревнования. И тогда у Рыбникова возник коварный план — он предложил сыграть с отсутствующим Спасским по телефону. Якобы играет он сам, а на самом деле все его ходы будет совершать Геллер. Вот такой вот телефонный розыгрыш с надеждой на ничью с чемпионом мира.
Дозвонились до Спасского, и игра началась. Рыбников совершал ходы, подсказанные Геллером, причём подсказанные с помощью молчаливых жестов – дабы противник на том конце телефонной линии не услышал голоса тайного советчика. Минут через десять Спасский задумался, а потом сказал: — Коля, ну-ка отдай трубку Ефиму!