- Ну, наконец-то! Я уж весь тут извёлся, дожидаясь… Фермер с искренней радостью шагнул навстречу грузному усатому мужчине в оранжевом комбинезоне, который выбирался из кабины старенького автофургона, украшенного по борту надписью "Служба ликвидации". Под буквами, как под аркой, был нарисован большущий усатый таракан. - Что у вас тут: тараканы донимают или крысы? – ухмыльнулся прибывший, протягивая для пожатия мозолистую ладонь. – Так мы их враз ликвидируем! - С этой живностью у меня как раз всё спокойно, а вот с муравьями просто спасу нет. Усатый пренебрежительно пожал плечами: - Так это проще простого, не стоило и службу ликвидации вызывать. Нужно всего лишь поставить в углах комнат пластиковые ловушки с ядом… ну, и за шкафами тоже. - Да, если бы это было внутри, - возразил фермер. – Но эти проклятые муравьишки обосновались у меня на заднем дворе, а там их не достать. Я уж пробовал муравейник водой заливать, костёр сверху разводил, камнями закладывал – так они в другом месте выходы роют, и всё им нипочём! Ликвидатор почесал в задумчивости затылок, а затем решительно произнёс: - Есть у меня одно средство! Сейчас всё сделаем… только вот не пойму, чем это муравьи могут докучать на улице, если в дом не лезут? Пусть бы себе копошились в земле… Фермер развёл руки, словно оправдываясь. - Да я бы и не против, только на месте муравейника игровую площадку для внуков задумал – там, за домом как раз очень удобно было бы. Я и песку туда завёз, и горку построил, да только муравьи всё по-своему перерыли – разве ж им объяснишь?! К тому же они, известное дело, детишек будут кусать. Вот и выходит, хочешь, не хочешь, а муравейник нужно ликвидировать… - Что ж, ради детишек оно, конечно… показывай, хозяин, где твои беспокойные "квартиранты"? Усатый достал из фургона пластиковый бочонок, с предупреждающей надписью "Яд" и водрузил его на плечо. Свободной рукой он взял помпу для перекачивания жидкостей и направился следом за фермером на задний двор. * * * Граверс мягко погасил скорость на подходе к тёмной стороне спутника третьей планеты от звезды G2V и уверенно посадил служебный звездолёт в центре кварцевого круга на дне глубокого кратера. Тьма подступила со всех сторон, и лишь вверху ровно сияли крупные холодные звёзды. Тотчас открылся внешний шлюз багажного отсека, и автоматические роботы принялись выгружать огромные ёмкости, наполненные стерилизующими препаратами, и устанавливать их на площадки одноразовых межпланетных двигателей. Над пультом управления возникло голографическое изображение заказчика. - Вы всё доставили? – спросил он. - Согласно заявке, - коротко ответил Граверс. Он немного помялся и, не сдержавшись, поинтересовался: - А зачем, простите за любопытство, вам понадобились услуги нашей службы так далеко от цивилизации, в таком захолустье?! - Здесь уютно, и меня никто не беспокоит. Я люблю работать в своей лаборатории спектрального анализа галактических источников света, и не хочу, чтобы меня отвлекали. - Но для чего вам понадобилось стерилизовать планету? Чем её обитатели вам помешали? - Ах, и не спрашивайте, - заказчик нервно взмахнул усиками-рецепторами. – Ко мне на каникулы должны прилететь внуки. Они такие шумные… поэтому я и решил разместить их на третьей планете и сделать там для них игровую площадку. На этой планете вполне подходящие условия, но тамошние обитатели такие беспокойные - всё время копошатся, роются в почве, нарушают экологический баланс. Одним словом: я опасаюсь за внуков, поэтому и хочу обезопасить их пребывание у меня в гостях… - Что ж, я вас понимаю, - Граверс поднял в сочувственном жесте верхнюю пару суставчатых конечностей. – Ради детишек, оно, конечно… удачи вам! Роботы закончили выгружать ёмкости и скрылись в грузовом отсеке. Створки шлюза сомкнулись, и звездолёт начал подниматься над кратером. Следом за ним стартовали на своих двигателях ёмкости-стерилизаторы, разворачиваясь на ходу в сторону третьей планеты. На их боках гордо сияла надпись на межгалактическом языке "Служба ликвидации". * * * Усатый в оранжевом комбинезоне закончил закачивать жидкость из пластикового бочонка с надписью "Яд" в муравейник и, выпрямившись, устало вытер лоб. - Ну вот, хозяин, дело сделано, - сказал он. – Принимай работу. Фермер удовлетворённо потёр ладони, и в этот момент сверху на него упала тень. - Это ещё что такое? – пробормотал он, задирая голову. Сверху на землю медленно опускались огромные, словно многоэтажные дома, цилиндры. Их бока сияли в солнечном свете…
По разомлевшей от полуденного зноя улице проехал потрёпанный автомобиль. Лениво просигналив, он обогнал вялого велосипедиста и, завернув за угол, скрылся в переулке. Вскоре за ним туда же последовал и велосипедист. Улица опустела, лишь жаркое марево едва дрожало над тротуаром. Из подворотни напротив выглянул матерый чёрный кот. Он окинул улицу изучающим взглядом и, удостоверившись в отсутствии своих извечных врагов – собак и мальчишек, быстро перебежал улицу. Ещё раз глянув по сторонам, он юркнул в приоткрытую дверь какой-то лавки. Над дверью тускло блестела на солнце чуть позеленевшая по краям бронзовая табличка с витиеватой надписью "Невероятное рядом". Чуть ниже мелкими буквами виднелась ещё одна надпись "возможно всё". Со стороны переулка донеслось фальшивое насвистывание какой-то незатейливой мелодии. Затем раздался металлический звон, и из-за угла выкатилась ржавая консервная банка. Следом за ней появился рыжеволосый шалопай. Засунув руки в карманы брюк и продолжая что-то насвистывать, он зыркнул по сторонам, затем наподдал пинком напоследок банке, которая перелетела через улицу на противоположную сторону, и свернул направо. Было явно видно, что ему нечем заняться. Фланирующей походкой профессионального бездельника он брёл мимо витрин, без особого интереса разглядывая надписи на дверях. Поравнявшись с лавкой, шалопай внезапно замер, ещё раз прочёл надпись на вывеске, недоверчиво хмыкнул и, толкнув скрипнувшую дверь, шагнул внутрь. Над его головой тихо звякнул хрустальный колокольчик. Рыжеволосый тотчас вздернул голову, пытаясь его разглядеть, но над дверью ничего не было. Зато в глубине комнатки, облокотившись на широкий потертый прилавок, дремал седовласый старичок с такими же седыми усами. Судя по всему, он был хозяином этой лавки. Большие роговые очки сползли на самый кончик его носа, и, казалось, они вот-вот упадут и разобьются вдребезги. Рядом со старичком на прилавке сидел большой черный кот, который при виде вошедшего лениво приподнял голову и, открыв один сверкнувший глаз, вопрошающе уставился им на шалопая. Рыжеволосый молча погрозил коту кулаком, на что тот выгнулся дугой и недовольно мяукнул. От неожиданности старичок дёрнулся, но очки каким-то чудом удержались. Поправив их, хозяин лавки заметил посетителя, снисходительно наблюдающего за ним. Кот злобно зашипел и спрыгнул на пол, скрывшись за прилавком. - Что вам угодно, молодой человек? – спросил старичок, близоруко щурясь поверх очков. – Чем могу быть полезен? - Да вот, тут у вас над входом написано, что возможно все! Это правда или просто обычный рекламный трюк? Рыжеволосый снисходительно хмыкнул. Но старичок как-то сразу оживился и с воодушевлением подался вперёд: - Безусловно, правда! Чистая правда! Но неожиданно он сник, его плечи опустились и усы обвисли. Он печально взмахнул рукой и уныло добавил: - Впрочем... все это уже в прошлом... - Ха! Я так и знал, что это только рекламный трюк! Шалопай презрительно скривился и повернулся к двери, собираясь уходить, но возмущённый голос хозяина лавки остановил его: - Нет, нет! Никакой это не трюк! У меня был прибор для материализации идейных фантазий, но его украли… - А, типа волшебной палочки исполнения желаний? Ха! - Да, почему-то в вашем мире этот прибор так именуют! И не смейтесь! Рыжеволосый мгновение поколебался, а затем, решив, что делать всё равно нечего, решительно вернулся к прилавку. Облокотившись на него, он язвительно поинтересовался: - А вы, дедуля, судя по всему, не здешний? Инопланетянин?! Хозяин лавки испытующе поглядел на посетителя и совершенно серьёзным голосом коротко ответил: - Именно. - Ну, да, так я и поверил... – несколько растерянный тоном старичка, попытался возразить рыжеволосый. - В этом вы можете сами легко убедиться, - вкрадчиво улыбнулся хозяин лавки. - Верните мне прибор, или, как вы его называете, "волшебную палочку", и я тотчас исполню любое ваше желание... - Ну и где же она? Небось, за тридевять земель?! Старичок с подозрением покосился на шалопая. - А как вы догадались, молодой человек?! По старинному счету девятками как раз и нужно пройти двадцать семь земель, а точнее – временных измерений, чтобы добраться до владений Каргона! - Сказки все это! – криво усмехнулся рыжеволосый. – Какой-то Каргон… тридевять земель… - Как сказать... – хозяин лавки хитро усмехнулся. – Это легко проверить, если вам нравятся приключения. - Как? - Очень просто: сходить туда и всё увидеть собственными глазами. - Да?! Ну и куда же идти прикажете? - О, это совсем рядом... Хозяин лавки с готовностью сделал шаг назад и приподнял пыльный ковёр, висящий на стене за его спиной. За ковром была совсем обычная дверь. Старичок толкнул ее, и дверь с протяжным скрипом отворилась в темноту. Сбоку из-за прилавка выглянул черный Кот. Он внимательно посмотрел на Шалопая, словно с насмешкой, а затем скользнул в проём двери. - Вот сюда пожалуйте... Хозяин лавки открыл проход в прилавке, сделал приглашающий жест в сторону двери и добавил: - Если, конечно, не боитесь… - Вот ещё! – фыркнул шалопай. – Кот же ваш не испугался. А я вообще войду в эту дверь лишь только для того, чтобы доказать, что ваши выдумки мне голову не заморочат! Он с самоуверенным видом прошёл за прилавок, пренебрежительно пожал плечами и сделал шаг вперёд. Неожиданно рыжеволосый бездельник ощутил, что под ногами нет опоры и он, вращаясь, летит куда-то в темноту. Вокруг него стремительно взвихрился спиралью звёздный колодец, и он отчаянно закричал. Хозяин лавки, удовлетворённо хмыкнул и затворил дверь, за которой затихал удаляющийся вопль отчаяния. В последнее мгновение из уменьшающейся щели выскочил чёрный кот. Он внимательно посмотрел на старичка и, снова запрыгнув на прилавок, принялся умываться, как ни в чём не бывало. - Ну вот, Каргон, и на этот раз сработало! – обратился к коту хозяин лавки, потирая ладони. – И всегда срабатывало, ведь никто здесь не верит в трансгрессию… Кот укоризненно посмотрел на старичка, и тот смущённо отвёл взгляд. - Ну да, согласен, - пробормотал он. – Это не совсем честно. Но скажи на милость, где бы мы в таком случае набрали поселенцев-добровольцев для освоения новых планет в созвездии Кита? Молчишь?! То-то и оно…
Бурный Гремящий поток разделял мир невероятно широким непреодолимым барьером, по другую сторону которого ещё никому не удалось побывать. Племя тарлаков испокон веков обитало на мшистом берегу у подножия высоких Красных скал с плоскими вершинами, куда молодёжь любила взбираться, чтобы полюбоваться окружающим видом. Сатрикол наконец-то преодолел последнюю ступень и выбрался на смотровую площадку. Хатарка уже была здесь – и как только она ухитрялась каждый раз опередить его? Юный тарлак робко приблизился и, спросив позволения, устроился рядом. Так они и сидели, с восторгом глядя на пылающие в вышине звёзды. Это было время чарующего ожидания. Приближался момент, когда боги гасили звёзды для того, чтобы снова зажечь их завтра – так было всегда. Этот миг очень волновал Сатрикола. Среди своих соплеменников он считался чересчур восторженным и наивным. Его интересовали древние легенды и мифы, передающиеся из поколения в поколение. Ради них он готов был на всё, даже отправиться в неизведанные тёмные глубины Внутреннего Мира, где по слухам обитали хранители древних знаний. Сатрикол уже несколько раз собирался, но каждый раз откладывал из-за Хатарки. Он намеревался поведать ей о своих чувствах в надежде на благосклонность привлекательной тарланки. Сатрикол мечтал отправиться в путешествие вместе с ней, но каждый раз в последний момент отступал, не решаясь открыться. Вот и сегодня он пришёл на место встречи полный решимости сделать предложение своей возлюбленной, но встретившись с ней, вновь оробел. Хатарка с весёлым любопытством посмотрела на друга и неожиданно спросила: - Это правда, что ты собираешься в путешествие? Вопрос застал Сатрикола врасплох. Он хотел поговорить об этом позже. - Я ещё не решил окончательно, - уклонился он от прямого ответа. - Не понимаю... чего тебе не хватает здесь, и что ты хочешь отыскать во мраке глубин Внутреннего Мира? Сатрикол смущённо опустил усики локационного ориентирования. Меньше всего ему хотелось, чтобы Хатарка смеялась, поэтому он осторожно поинтересовался: - Ты слышала легенду о том, как раньше жил наш народ? - Она известна каждому малышу. Когда-то давным-давно наши предки обитали на поверхности Внешнего Мира, но пришла ужасная жара и уничтожила всё живое. Лишь немногие успели скрыться в глубинах Внутреннего Мира. Они и положили начало нашей цивилизации. А затем пришли боги… - Да, именно так и говорят старейшины, - согласился Сатрикол. – Но откуда и, главное, зачем к нам пришли боги? Для чего они зажигают и гасят звёзды? Что они собой представляют, и почему мы так их называем? Вот что я хочу выяснить! Должен же во всём этом быть какой-то смысл… - Ах, Сатрикол, - беззаботно отмахнулась верхней парой лапок Хатарка. – Ты неисправимый романтик, но сейчас, прошу тебя: думай лишь о нас и о том, как прекрасно устроен мир… Юный тарлак мечтательно посмотрел туда, где далеко вверху цепью вытянулись пылающие ярким светом звёзды. Там двигалось что-то невероятно огромное, поочерёдно перекрывающее свет. Но тарлаки не боялись – это явление они наблюдали каждый раз перед тем, как боги гасили звёзды. Вот сейчас раздастся рокот и наступит темнота. Это самое благодатное время, потому что тела тарлаков начинают источать призывный аромат и светиться нежным переливчатым сиянием. * * * Смотритель сталактитовой пещеры завершил обход и остановился у силового щита. Смена подошла к концу. Последняя группа экскурсантов уже поднялась на поверхность, и кроме него в пещере никого не осталось. Смотритель обернулся в сторону россыпи красноватых кремниевых камней возле узкого ручейка, который, тихо шурша, убегал куда-то во тьму, и потянул за рукоять скрипучего рубильника. Он любил этот момент, потому что, когда выключал цепочку осветительных ламп, среди камней вспыхивали мельчайшие мерцающие искорки. Говорили, что это какие-то микроскопические насекомые, типа светлячков, но смотрителю больше нравилось думать, что это сказочные обитатели волшебной страны. Он был тайным мечтателем, но никому в этом не признавался.
Передовая группа боевых кораблей звёздной армады Дерханга затаилась в тени колец шестой планеты звезды класса G2V. В ожидании подхода основных сил командующий – адмирал Зирдан отдал распоряжение вести тщательное наблюдение за третьей планетой системы. По предварительным данным астрофизиков условия жизни на ней абсолютно подходили для колонизации. А Дерханг вот уже несколько столетий был перенаселён до такой степени, что правительство вынуждено пошло на крайние меры – ограничение рождаемости. Безусловно, это не могло не вызвать волнений среди населения. Посягательство на рождаемость дерхангиан граничило со святотатством. Власть правящей верхушки пошатнулась. Но в этот момент учёные обнаружили в далёкой системе жёлтого карлика на расстоянии двухсот десяти световых лет систему, третья планета которой подарила надежду. Расстояния не являлось препятствием. Ученые Дерханга давно открыли возможность перемещения по искривленной пространственно-временной плоскости, которая позволяла развивать скорость многократно превышающую световую. Их разведывательные корабли рыскали по окрестным созвездиям в поисках подходящих для экспансии систем. Однако большинство обнаруженных планет, как правило, нуждались в терраформировании, а это был весьма дорогостоящий и долговременный процесс. Поэтому открытие подходящей для колонизации планеты, да ещё и четырёхкратно превосходящей Дерханг по размерам, оказалось как нельзя кстати. В едином порыве воинствующая раса, забыв о недовольствах, принялась за строительство транспортных звездолётов, способных вместить в себя огромное количество будущих переселенцев. Тем временем военные звездолёты отправились вперёд. В случае обнаружения любой цивилизации, они должны были её покорить или уничтожить, как это было сделано уже на нескольких близлежащих планетах. Первыми отправились разведывательные корабли. Основные силы должны были подойти через десять дней. Тучный командующий разведывательной группой задумчиво прищурил третий глаз, расположенный над переносицей. Два других в это время считывали информацию с экранов дальних радаров. - Что вы думаете, капитан Глейм, по поводу обитателей этой планеты? – наконец произнёс он, оборачиваясь к офицеру, замершему в стойке трепетного ожидания. – Можете расслабиться… Худощавый капитан шевельнул руками, позволив себе слегка согнуть лишь первый локтевой сустав. До этого, словно окаменевшее, лицо дрогнуло и немного оживилось. - Если мне позволено выразить мнение, то я удивлён, - отозвался офицер. – Мало того, что они достаточно цивилизованы, так ещё и немного похожи на нас: две руки, две ноги… правда, суставов поменьше… - Хочу вам напомнить, капитан, что у аборигенов напрочь отсутствует божье око. А это признак неполноценности расы! - Да, безусловно… - К тому же отсутствие межзвёздного космического флота, говорит об их беспечности и недальновидности, - грубо прервал подчинённого адмирал. – А это явный признак примитивности. Капитан смущённо переступил с ноги на ногу и предположил: - Может быть, это просто миролюбивая раса? - Ах, бросьте, – Зирдан раздражённо отмахнулся. – Тот, кто хочет мира, должен готовиться к войне! Это известно в любом уголке Вселенной. К тому же, судя по гражданским космолётам, курсирующим между второй, третьей и четвёртой планетами системы, ближний космос они освоили. В таком случае, где же их военные корабли? Он задумался, нервно выстукивая шестью пальцами замысловатую дробь по панели управления. Все три его глаза рассеянно смотрели в разные стороны. Старый служака привык иметь дело с явным врагом. Он должен абсолютно точно оценить мощь вооружения потенциального противника, его количественный состав и боеспособность, чтобы спланировать вторжение и одержать безоговорочную победу. Но военные корабли визуально отсутствовали, а это в свою очередь настораживало. Ведь не могли же на самом деле аборигены быть настолько глупы и наивны, чтобы не предполагать возможной агрессии извне. Разве что… Адмирал Зирдан замер, поражённый внезапной догадкой. Его глаза мгновенно сфокусировались на бесстрастном лице капитана Глейма. - Немедленно проверьте межпланетное пространство системы на присутствие больших масс материи! – выпалил командующий. - Но там же ничего нет… - Болван! – прорычал Зирдан. – Возможно, аборигены обладают технологиями, позволяющими делать их боевые корабли невидимыми. Капитан даже осел от столь неожиданного предположения, но быстро вернулся в форму и бросился исполнять приказ. Отдав распоряжения дежурным офицерам и включив именным ключом секретную систему обнаружения объектов искусственного происхождения, он вернулся к адмиралу. - Неужели вы допускаете, что они могли опередить нас в развитии новейших военных технологий? – несмело спросил капитан. – Всё же это низшая раса, и, если мы ещё не добились успеха в некоторых областях науки, то каким образом они могли бы это сделать? Адмирал недовольно хмыкнул и, пересиливая себя, хмуро процедил: - Не забывайте, что нашему солнцу всего три с половиной миллиарда лет. А это значит, что планетарная система аборигенов старше нашей, по крайней мере, на миллиард! Так что выводы напрашиваются сами собой… - Да уж… за такое время даже самая отсталая раса могла бы добиться многого… Капитан Глейм ощутил нарастающую внутреннюю тревогу. Он участвовал уже в нескольких экспедициях по захвату и колонизации других планет. Но там всё было просто – покоряемые молодые цивилизации находились на более низкой стадии и не могли противостоять сокрушительной мощи Дерханга. Здесь же пока ясности не было. - Я не удивлюсь, если выяснится, что аборигены давно уже знают о нашем прибытии, но специально делают вид, что им это неведомо, - высказал предположение командующий. – Возможно, они уже тайком наблюдают за нами. - Но зачем им притворяться? – удивился капитан. - А как поступили бы вы, узнай, что к Дерхангу приближается флотилия потенциального врага? Глейм вытянулся, словно на строевом плацу, и звонко отрапортовал: - Я бы тайно выслал разведчиков, чтобы выяснить о противнике как можно больше. - А затем? - А затем нанёс бы в самый неожиданный момент сокрушительный удар с той стороны, откуда его не ждут. - Вот именно… Адмирал торжествующе взглянул на подчинённого, с восхищением и благоволением взирающего на упитанного, согласно иерархии, патрона. - О, вы гений военной науки, - восторженно прошептал капитан. – Как абсолютно точно вы смогли логически обосновать тактику этих коварных аборигенов… Тревожный зуммер обнаружения объектов искусственного происхождения прервал хвалебную речь Глейма, и тотчас дежурный офицер службы слежения доложил: - В зоне пояса астероидов обнаружен дрейфующий неопознанный летательный аппарат. Адмирал и капитан бросились к мониторам, на которые сканеры передавали изображение объекта в трёх проекциях. Понаблюдав за ним некоторое время, командующий озабоченно пощипал себя за кончик остроконечного уха и пробормотал: - Судя по всему, это разведывательный катер малой дальности с одним пилотом. И его осторожные манёвры вблизи астероидов выглядят весьма подозрительно… - Я бы даже сказал, что он старается остаться незамеченным, - поддакнул капитан. – От кого он прячется? Ведь не от своих же. - Всё ясно! - адмирал решительно рубанул воздух рукой. – Это разведчик, который следит за нами. Его нужно захватить и допросить. Но… Капитан преданно пожирал всеми тремя глазами командующего, пытаясь на лету уловить его распоряжения. Адмирал в задумчивости сделал несколько шагов вперёд-назад по рубке, а затем доверительно сообщил Глейму своё решение: - Захват нужно произвести скрытно и без шума, чтобы аборигены не заметили. Желательно остаться незамеченными, пока мы не выясним их военный потенциал. Вам ясно? - Так точно. Разрешите исполнять? Зирдан благосклонно кивнул. Он верил в способности капитана Глейма. Хотя тот ещё был худощав, что соответствовало его рангу по классификации Дерханга, но являлся настоящим боевым офицером великой и всепобеждающей расы. В будущем, после блестяще проведенной операции ему будет позволено отрастить брюшко в соответствии с новым офицерским званием.
* * *
Гарри Баум по прозвищу Счастливчик блаженствовал, развалившись в пилотском кресле. Поглаживая свой изрядно округлившийся за последнее время живот, он с наслаждением потягивал зелёное венерианское пиво и подсчитывал грядущие барыши. Всё получилось, как нельзя лучше – ему удалось проскочить незамеченным мимо радаров дальнего слежения. Здесь, в астероидном поясе Сатурна учёные Земли обнаружили совершенно необычное образование, получившее название гиперксионовой руды. С добавлением молибдена из неё каким-то хитрым способом изготовляли невероятный сплав, способный выдержать до двух миллионов градусов. При этом его теплопроводность была практически нулевой. Космические корабли с такой обшивкой могли побывать даже в солнечной короне и не расплавиться. Поэтому гиперксионовая руда была объявлена достоянием Земли, и её добыча осуществлялась под строжайшим контролем объединённого совета. Частные компании к разработкам не допускались. Что и говорить – руда была на вес золота, вернее, даже ещё дороже. А Счастливчик ухитрился нелегальным способом собрать её около тонны. Теперь оставалось только дождаться, когда откроется "окно" в системе радаров дальнего слежения и незаметно вернуться на Землю. Там его уже ждал представитель одной частной сталелитейной компании, готовый купить уникальную руду, не задавая лишних вопросов. Гарри был контрабандистом со стажем. Прозвище Счастливчик он получил за невероятное умение избегать неприятностей. Много крови попортил он рейнджерам земного космофлота, всякий раз ускользая из их хитроумно расставленных сетей. Но на этот раз Гарри решил уйти на покой. Продав руду, он собирался на вырученные средства приобрести уютную виллу на острове Амбергрис в Карибском море, завести семью и наслаждаться спокойной жизнью. А ещё он мечтал пересмотреть все старинные фильмы космической саги "Звёздные войны". Гарри был страстным фанатом этой эпопеи и знал, чуть ли не наизусть, реплики всех персонажей. Неожиданно разноцветные огоньки на приборной панели мигнули и потухли. Вместе с ними погасло всё освещение. Корабль погрузился в кромешную тьму. - Что за ерунда? – растерянно пробормотал Счастливчик и потянулся к рубильнику аварийного энергоснабжения. В полной тишине щелчок прозвучал сухо, словно пистолетный выстрел, но ничего не произошло. Гарри почувствовал, как мелкие коготки животного ужаса пробежались вдоль его позвоночника. И в этот момент накатила тошнота. Контрабандист ощутил, что его корабль куда-то стремительно повлекло, словно лодку могучим течением. Приборы ничего не показывали, поэтому он не мог видеть происходящее снаружи и лишь всё больше и больше вжимался в кресло пилота. Счастливчик приготовился умереть. Но вскоре ощущение движения исчезло. Раздался низкий гул, шипение и герметический люк открылся сам по себе. Гарри второй раз приготовился умереть от разгерметизации, но воздух не исчез. Впрочем, и ледяного холода космической пустоты он тоже не ощутил. Из открытого люка лился свет. Счастливчик встал и настороженно направился к выходу. Выглянув из люка, он обнаружил, что его кораблик находится внутри огромного хорошо освещённого ангара. Похоже, что это было техническое помещение большого космического корабля. - Кажется, на этот раз я попался, - уныло пробормотал Гарри, выбираясь наружу. – Интересно, как они меня вычислили? Он сразу понял, что на карьере контрабандиста поставлен большой крест, и ближайшие несколько лет ему придётся провести отнюдь не на прекрасном тропическом острове. Впереди в стене ангара открылась дверь, и приглашающе мигнул зелёный огонёк. Понурив плечи, Счастливчик подошёл к проёму и, переступив порог, оказался в небольшом помещении, одну из стен которого занимало чёрное непрозрачное стекло. "Ну, прямо как в фильмах про шпионов" – подумал Гарри и криво усмехнулся. Дверь за его спиной плавно закрылась, и раздался искажённый скрипучий голос: - Ваше звание? Счастливчик изумлённо уставился на экран. - Какое звание? – непонимающе переспросил он. - Воинское. Какое место вы занимаете в иерархии вашей армии? - Моей армии?!! Гарри выпучил глаза, но затем усмехнулся и понимающе кивнул. - А, я так понимаю, вам захотелось в крутых парней поиграть, да? Фильмов дешёвых насмотрелись. Ну-ну… что ж, давайте поиграем, во что вы там хотите. Хоть в шпионов, хоть в звёздные войны... Спрашивайте быстрее и заканчивайте балаган. Надеюсь, это смягчит мою участь?
* * *
Адмирал Зирдан внимательно всматривался в черты лица аборигена через бронированное поляризованное стекло и никак не мог понять, насколько тот искренен. - Судя по весьма солидному брюшку, этот абориген имеет достаточно высокое звание, - произнёс он, обернувшись к капитану Глейму. – Но при этом он готов с нами сотрудничать. Странно… - Что в этом странного? - Это яснее ясного, капитан! По традициям и кодексу чести Дерханга, чем выше звание, тем больше преданность и отвага. - Но ведь он не принадлежит к нашей расе… - Да, это верно, - нехотя согласился командующий. - И к тому же позвольте предположить… Капитан несколько замялся, стараясь подыскать убедительные слова, и адмирал нетерпеливо поинтересовался: - Ну, что там ещё? - А что если он просто трус и предатель? Адмирал озадаченно уставился на подчинённого. Ему и в голову такое не могло прийти. Однако вражеский лазутчик принадлежал к низшей расе, поскольку не являлся дерхангианином, а посему вполне мог оказаться предателем. - Интересно, о каких звёздных войнах упомянул лазутчик? – вслух произнёс адмирал. - Думаю, аборигены с кем-то уже воевали. И, судя по их беззаботному поведению, полностью выиграли битву, - предположил Глейм. – Только не пойму, где же их военные звездолёты? - Я же предупреждал, капитан, что они весьма коварны, а боевые корабли куда-то спрятали для отвода глаз… Зирдан обернулся к экрану и, впившись взглядом в лицо пленного, быстро спросил: - Итак, ваше звание? Толстяк ухмыльнулся, горделиво задрал подбородок и пафосно провозгласил: - Коммандер-джедай. Дерхангиане настороженно переглянулись. - По созвучию это напоминает звание командора каких-то элитных подразделений, - предположил капитан. - Я сразу понял, что это не рядовой! – торжествующе провозгласил адмирал. – Значит, они послали в разведку высокий чин. А это говорит, что аборигены знали о нашем приближении… В это время вражеский лазутчик наморщил лоб, словно что-то припоминая, и объявил: - Вы пришли раньше, чем я ждал вас! ** - Вот видите, я оказался прав, - прошептал Зирдан капитану, а затем громко обратился к пленнику: - Как вы узнали о нас, и что вам известно о наших боевых кораблях? Абориген картинно пожал плечами, явно выражая презрение. - Вы прилетели на этом?! Да, вы храбрее, чем я думал… ** Адмирал яростно заскрежетал двойными челюстями. Этот вражеский агент вёл себя слишком вызывающе, даже нагло, словно он совершенно не боялся всесокрушающей мощи звёздной армады Дерханга. - Как смеешь ты, ничтожество, так разговаривать со мной – командующим целой армией? – прорычал Зирдан. Толстяк озадаченно уставился на экран, затем в его взгляде промелькнула догадка, и он усмехнулся: - Твоя армия здесь, но ты должен понимать, что ты обречён... ** Воцарилось тревожное молчание. Адмирал и капитан смотрели друг на друга, пытаясь осознать услышанное. В этом было что-то жуткое – пленный угрожал всей мощи Дерханга. При этом он оставался спокойным, как показывали скрытые датчики биополей, а значит, был уверен в своих словах. - Ты не можешь знать на что мы способны и чего достигли, - осторожно произнёс Зирдан. - Не слишком гордитесь этими техническими достижениями, которые вы построили. Способность уничтожить планету — ничто по сравнению с могуществом Силы. ** Ответ ещё больше поразил командующего. Впервые за свою карьеру он встретился с опасностью, величину которой даже не мог определить. Сам-то он ничего не боялся, но на нём лежала ответственность за расу. Да ещё этот многозначительный намёк на какую-то таинственную силу… - Где вы прячете свои боевые звездолёты? – снова спросил адмирал. Пленный растерянно посмотрел на экран, почесал затылок и неуверенно развёл руками. - Ну, где-то в подпространственных ангарах… я точно не помню, как там это называлось… Неожиданно он сердито сдвинул брови и выкрикнул: - Что вы голову морочите? Мне уже надоела эта игра! Немедленно выпустите или пожалеете! Это унижение и нарушение гражданских прав. Если меня арестовали, то я требую адвоката и больше не скажу ни слова! Толстяк раздражённо скрестил руки на груди и гордо отвернулся от экрана. - Что будем делать? – растерянно спросил капитан Глейм. Командующий нахмурился, обдумывая сложившуюся ситуацию. Его центральный глаз слегка затуманился, что говорило о напряжённой умственной работе. Наконец Зирдан принял решение и угрюмо кивнул. - Придётся отпустить, - нехотя признал он. – Во избежание открытого конфликта. Что-то мне подсказывает, что этот противник нам пока не по зубам… Отправьте корабль шпиона к орбите третьей планеты системы, а затем снимите с его оборудования электромагнитные глушители. - А что делать нашей передовой группе? - Постараться незаметно удалиться из этой системы и перегруппироваться для длительного полёта. - Адмирал, неужели мы безнаказанно отпустим вражеского лазутчика? - Можете не волноваться, - ухмыльнулся Зирдан. – Во-первых, много он не разузнал и представления о том, откуда мы и как выглядим, не имеет. А во-вторых, с ним расправятся его соплеменники. - Почему? - Если мы его отпустили, значит, он выдал нам секретную информацию. Правильно? - Да, похоже на то… - В таком случае, его будут судить свои как предателя и с позором казнят, – торжествующе объявил командующий. – Это для него ещё хуже, чем, если бы мы его уничтожили. А мы как бы ни при чём, потому что вели себя миролюбиво. Поэтому у аборигенов юридически не будет повода напасть на нас. - О, вы, адмирал просто гений! - А, ерунда, - пренебрежительно отмахнулся старый вояка, хотя было видно, что он польщён. – Сейчас важнее всего уйти с достоинством, словно мы просто пролетали мимо. И, кстати, немедленно отправьте шифрованное сообщение, чтобы основные силы нашего флота вернулись на родину и ни в коем случае не показывались в окрестностях этой системы. Капитан неуверенно потоптался и спросил: - А если аборигены проследят наш маршрут и приведут свою армаду к Дерхангу? - Вот как раз для того, чтобы этого не произошло, мы направим корабли далеко в сторону. Правда придётся поблуждать среди звёзд несколько десятилетий, чтобы хорошо замести следы, но зато мы обезопасим нашу расу от нападения превосходящих сил противника. Адмирал Зирдан нервно моргнул и неуверенно добавил: - По крайней мере, на некоторое время…
* * *
Когда экраны внешнего обзора ожили, Гарри увидел прямо по курсу сторожевой катер рейнджеров космофлота. Одновременно с этим раздался строгий голос: - Неопознанный корабль, немедленно погасите скорость и приготовьтесь к стыковке для прохождения таможенного досмотра. - Ну вот, опять всё сначала, - горестно вздохнул Счастливчик. – Ведь только отпустили. Видать, никак не наиграются в солдатиков… Он выключил двигатель и стал покорно дожидаться проверки. Хотя и так было всё ясно – контрабандная гиперксионовая руда никуда не делась. К большому изумлению Гарри встреча с офицерами космофлота закончилась не столь плачевно, как он предполагал. Руду, безусловно, конфисковали, но обвинение предъявили мягкое, согласно которому он отделался вполне сносным штрафом, так как юридически это было его первое нарушение. И ещё одно удивило Счастливчика: офицеры так долго и подробно выспрашивали о странном задержании его другим кораблём, словно они об этом ничего не знали. По некоторому размышлению контрабандист решил, что они его просто проверяли. Вполне довольный тем, как закончилось дело, Счастливчик направил свой корабль к карантинному причалу торгового космопорта. Глядя вслед удаляющемуся кораблю контрабандиста, старший офицер земной косморазведки Альфред Дембовский покачал головой, снисходительно усмехнулся и произнёс: - Этот болван даже не понял, что разговаривал с инопланетными захватчиками… - И, слава Богу, иначе он мог бы им со страху такого намолоть! – подхватил его заместитель Дональд Брэдлинг. - В принципе, он своими дурацкими фразами из этих старинных фильмов о звёздных войнах совершенно запутал и, судя по всему, напугал захватчиков. Это хорошо, потому что мы пока не полностью готовы к отражению внешней агрессии. - Да, зато через несколько лет будет завершено строительство ударной эскадры космофлота, которой не страшны даже околозвёздные температуры. Благодаря гиперксионовой руде наш флот станет неуязвим. Дональд озабоченно вздохнул и добавил: - Только этот невольный предатель чуть не выдал место расположения наших боевых кораблей. Откуда он мог узнать совершенно секретную информацию? - Он и не знал, - усмехнулся Дембовский. – Просто у Гарри Баума богатое воображение. Но, как ни странно, в данном случае это пошло Земле на пользу.
В тексте использованы некоторые цитаты персонажей из киносаги "Звёздные войны" - отмечены **
Моросящий дождь уныло напевал мелодию холодного осеннего блюза, меланхолично выстукивая нотки по гофрированному навесу над стеклянной дверью. Иногда налетающий порывами резкий ветер срывал капли с навеса и швырял их в лица редких прохожих. Немного сутулясь и придерживая локтем сползающий с плеча рюкзачок, Макс быстро взбежал по ступеням, оглянулся на залитую вечерними огнями мокрую улицу, чему-то усмехнулся и быстро распахнул дверь, за которой находилась небольшая, но очень уютная студия звукозаписи. Здесь было сухо и тепло. Дежурный охранник на мгновение оторвался от чтения какого-то замусоленного журнальчика. Взглянув на вошедшего поверх очков, он снова углубился в изучение заинтересовавшей его страницы. - И вам доброго вечера, - пробормотал Макс. Охранник всё так же молча кивнул. Расписавшись в журнале прихода, молодой человек прошёл по коридору и остановился перед дверью, над которой светилась надпись "Не входить – идёт запись!" Взглянув на ручные часы, он убедился в том, что пришло время его смены, и в этот момент надпись погасла. Открыв дверь, Макс вошёл в студию. Повернувшийся вместе с креслом, звукорежиссёр Влад стащил с головы студийные наушники и радостно воскликнул: - Ну, Сканерс, дождались наконец-то! - Я вроде бы вовремя, - удивлённо пожал плечами Макс. - А никто и не спорит, - согласился Влад. – Просто я уже замучился сегодня с этими безголосыми певичками, желающими, чтобы я сделал из них, как минимум, Паулу Уэст или Кристину Агилеру. Представляешь?! - Да уж, нелегко тебе приходится, - посочувствовал Макс. Он пожал Владу руку и, сняв курточку с капюшоном, повесил её на крючок у двери. Затем открыл рюкзак и достал стопку листов с распечатанным текстом. Бегло пролистав их, Сканерс поднял вопросительный взгляд на звукорежиссёра. - Ну что, начнём? - А ты музыку принёс? Влад выжидательно уставился на Макса. - Ах, да, чуть не забыл… Максим обернулся к рюкзаку, порылся внутри и вытащил диск в потёртой пластиковой коробочке. - Вот, держи, - он протянул его Владу. – Юля постаралась. Там есть несколько суперских треков. - Да, повезло тебе с женой: ко всем своим положительным качествам она ещё и музыку обалденную пишет. Когда твой голос сплетается с её мелодиями, даже я порой заслушиваюсь и улетаю. А уж я-то всё это столько раз слышал… Звукорежиссёр взял диск и бережно вставил его в плейер. Да, он был прав. Макс и сам неоднократно во время начитывания текста под музыку Юли словно погружался в некий магический поток слова и звука. Казалось, закрой он сейчас глаза и тут же открой – окажется в том воображаемом мире, о котором шло повествование в очередном рассказе. Раньше они с Юлей всегда ходили на запись вместе. Но с тех пор, как появился сынишка, она по вечерам сидела с ним дома. Сканерс был чтецом-декламатором и, как поговаривали, весьма незаурядным. При этом работал он совершенно в другой сфере, а начиткой рассказов занимался по вечерам в свободное от работы время и совершенно бесплатно. Это немного удивляло его знакомых и друзей, которые были уверены, что своим голосом он мог бы прилично зарабатывать. В принципе они были правы. Но тут присутствовал один маленький, но очень важный для Макса нюанс: занимаясь озвучкой бескорыстно, он мог себе позволить начитывать только те тексты, которые нравились ему самому. Сканерс отбирал их лично, интуитивно повинуясь какому-то необъяснимому внутреннему чувству. Знакомясь с очередным новым рассказом, Макс ощущал мысли автора, пробивающиеся сквозь строки. Иногда они бывали очень слабые, но всё же интересные. Тогда Сканерс усиливал их, пропуская через себя и очищая от лишних шероховатостей. Когда всё это преобразовывалось в озвученный текст, обрамлённый волшебной музыкой Юли, рассказ превращался в нечто магическое, способное психологически воздействовать на слушателей. В этом Макс и сам убеждался неоднократно. Обычно по окончании записи звукорежиссёр и ребята из соседних тон-студий, заходившие "на огонёк", сидели, словно в трансе. Правда и сам чтец после записи чувствовал себя выжатым, как лимон. Ему казалось, что он опустошён полностью, и осталась лишь внешняя хрупкая оболочка. Обычно после записи он отдыхал на старом диване в контрольной комнате, а Влад отпаивал его ароматным зелёным чаем с бутербродами. - Ну-с, прошу вас сударь, - провозгласил звукорежиссёр, склоняясь в шутливом поклоне и открывая дверь в небольшую вокальную комнату, отгороженную двойным панорамным стеклом от операторской. Войдя в комнатку, Сканерс опустил стопку печатных листов на узкий стол. Два верхних листка он установил на пюпитре, а сам поудобней устроился на высоком стуле, чтобы можно было легко и свободно дышать. Привычным движением правой руки он сдвинул с глаз светловолосую прядь, а левой притянул к себе микрофон. Это был его любимый Audio Technika AT2050, способный передавать все тонкости манеры исполнителя. Надев наушники, Макс прикрыл глаза, отрешаясь от внешнего мира. Влад уже назубок знал и помнил необходимые параметры. Пока Сканерс готовился, он сноровисто выставил на микшерном пульте положения движков, подал в наушники фоновую музыку, написанную Юлей, и замер в ожидании. Эта процедура неизменно повторялась каждый раз. Макс медленно открыл глаза и начал читать: "Сухой восточный ветер упрямо бил в лицо, словно насмехаясь над упорным путником. Въедливая пыль забивалась под складки плаща, норовя проникнуть под рубаху и прилипнуть к разгоряченному усталому телу. Занудливый дождь кончился ещё на прошлой неделе, и земля высохла, покрывшись растрескавшейся коркой, на которой лишь изредка виднелись чахлые кустики жалкой поросли. Не зря эту местность окрестили Пустынными степями. Здесь почти ничего не росло, а зверья и подавно не водилось. Приложив руку ко лбу козырьком, воин прищурился. Там впереди, едва заметно для глаза проблескивала водная поверхность, сливаясь с ровной степью…" * * * Время пролетело незаметно. Когда Сканерс перевернул последнюю страницу текста, часы показывали десять часов вечера. Сняв наушники, он вышел из комнатки и обессилено плюхнулся на диван. - Ну что, чайку, как всегда, - засуетился Влад. Но Макс устало покачал головой. - Нет, дружище, не сегодня… к тому же обещал Юле не задерживаться. Так что – пойду… Он решительно поднялся с дивана, надел курточку и, подхватив рюкзачок, направился к двери. Уже на выходе Сканерс обернулся и промолвил: - Вроде бы сегодня неплохо получилось. - Ещё бы, - подхватил звукорежиссёр. – Впрочем, у тебя всегда получается неплохо. - Ладно, ты там подчисть, что надо… может, кое-где паузы подрежь… ну, ты знаешь. Завтра продолжим – осталась последняя глава. Вскинув ладонь в прощальном жесте, Макс покинул студию. На улице было прохладно и сыро, но дождь закончился. Очистившееся небо, усыпанное бисером мерцающих жемчужных звёзд, с холодным любопытством смотрело на человека, спускающегося по ступеням. Остановившись на последней ступени, Сканерс поглядел вверх, и подмигнул звёздам. - Ну, что, так и будем молчать? - Это вы мне? – испуганно шарахнулась в сторону девушка, проходившая в этот момент мимо. - Извините, - успокоил её Макс. – Не хотел пугать. Это я не вам… - Но… здесь больше никого поблизости нет. - Это я им… Сканерс ткнул пальцем вверх и, повернувшись, зашагал в сторону остановки. Девушка проводила его всё ещё испуганным взглядом, затем посмотрела вверх, недоумённо пожала плечами и направилась в другую сторону. * * * Денис Иванов – старший лейтенант воздушно-десантных войск, вернее, то, что от него осталось, лежал в постели. Собственно говоря, последние годы это было его единственным занятием, потому что ничего другого не оставалось. Тогда, семь лет назад после ужасного ранения и сложнейших операций приговор врачей прозвучал, как выстрел в упор, не оставивший никаких надежд. Жизнь без движений и слепота до конца дней. Если бы только он мог прервать это бесполезное существование в постоянной темноте, но… слушать, размышлять да тихо шептать – вот и всё, что он ещё мог… Родных и близких у Дениса не нашлось. Он воспитывался в детском доме, поэтому его единственной семьёй была армия. Но и её после ранения он лишился. Наверное, его сознание уже давно погрузилось бы в беспроглядную пучину мрака безумия, если бы не одна радиостанция, которую он постоянно слушал в течение последних лет. Однажды сердобольная санитарка нашла для него радиостанцию "Мир слова и звука", на волнах которой постоянно звучали радиоспектакли и аудиорассказы. Поначалу Денис даже не обращал внимания на мягкий шумовой фон радиоприёмника. Но однажды прислушался и неожиданно для себя заинтересовался. Он уже и не вспомнил бы, с какого именно рассказа всё началось. Его привлёк голос, постоянно меняющийся, в зависимости от того, за какого персонажа говорил чтец. Иногда это был скрипуче-старческий голос, иногда в нём появлялись раскатистые басовитые нотки. Порой казалось, что он вот-вот рассмеётся или заплачет. Впрочем, перечислять варианты тембральных окрасов можно довольно долго, но главное не в этом. Голос был живой… по-настоящему живой. Он увлекал и заставлял отключиться от окружающего мира, погружаясь в мир повествования, увлекая за собой туда, где до этого бывала лишь фантазия автора. Да ещё и сопровождающая музыка, написанная девушкой с каким-то странным псевдонимом, который Денис всё никак не мог запомнить... эта музыка усиливала эффект. Даже, когда голос умолкал на какое-то время, чарующие звуки мелодий продолжали удерживать слушателя в мире повествования. У голоса тоже был странный псевдоним – Сканерс, но Денис его запомнил и с нетерпением ждал очередной встречи. В последнее время голос вёл повествование о мужественном воине-страннике, восставшем против сил тьмы. Это был большой роман, но, как ни жаль, он близился к завершению. Денису очень нравился главный герой. Он чувствовал с ним настолько близкую связь, словно сам являлся частью воина. Но время расставания неуклонно приближалось: вот-вот в эфир должна была пойти последняя глава… Мягко прозвучала музыкальная заставка, предваряющая заключительную часть полюбившегося романа. Мелодия плавно перешла из мажорной в минорную пентатонику*, но при этом непостижимым образом сохранила яркие светлые вкрапления, более присущие мажорному звучанию. Появилось едва уловимое ощущение зарождающейся реальности, и возник голос. Затаив дыхание, Денис безоглядно последовал за ним в мир, где бесстрашный воин вступил в неравную схватку с тьмой… Дежурная медсестра, стоя у окошка, с любопытством глазела на стайку воробьёв, дерущихся за корку хлеба во дворе военного госпиталя, поэтому не сразу обратила внимание на изменившееся звучание аппарата, регистрирующего процессы жизнедеятельности. Оглянувшись, она с испугом уставилась на монитор, по экрану которого медленно плыли ровные линии, сигнализирующие о полной остановке сердца и мозговой деятельности. А голос из радиоприёмника продолжал своё повествование: "…и было дивное видение над землями Вальгарда. Словно неведомый мастер соткал на закатном небосводе величественный гобелен, на котором женщина неземной красоты в слепяще-белоснежных одеждах медленно шла по скорбному полю брани, осторожно склоняясь над погибшими и вглядываясь в их лица. И столько грусти и сострадания было в её печальном взгляде, что казалось, вот-вот небеса прольют на затихшие равнины свои чистые вечные слёзы… Молчаливо, словно слуги, за женщиной следовали два безликих крылатых существа, чьи имена Забвенье и Покой. За их широко распростертыми крыльями следовали седые сумерки, покрывая тела павших морозным саваном. А замыкала свиту ночь – за нею угасал закат, и меркло дивное виденье, уступая место вечным звездам… Если бы Странник это видел, он бы сразу признал в прекрасной женщине Хозяйку Лунного озера. Но, увы, не мог он этого увидеть. Быть может, лишь откуда-то из дальних и неведомых миров, по бескрайним дорогам которых ему предначертано было странствовать – на то он и Странник, избранный свыше… быть может, но нам уже об этом не узнать…" Вырвавшись из оцепенения, медсестра выбежала из палаты, чтобы позвать дежурного врача. На постели осталось лежать бездыханное изувеченное тело. Но, странное дело: суровые, даже мрачные черты лица этого человека разгладились, словно в последний момент он увидел нечто, подарившее ему светлую надежду. * * * Жаркий степной ветер слегка сушил губы, но Денис не обращал на него внимания. До озера оставалось совсем немного – там он утолит жажду. После этого - прямиком к Джунхаргским горам, где обосновались немногочисленные гордые поселения. Именно там, среди свободолюбивых людей, Денис надеялся найти свою новую судьбу и смысл жизни. А может, и любовь, которую он не успел испытать в прошлой жизни… Поправив притороченный за спиной двуручный меч, бывший старший лейтенант ВДВ привычным походным шагом двинулся вперёд, пробормотав с благодарностью: - Прощай, Сканерс, и… спасибо.
* Пентатоника - звуковая система, содержащая пять ступеней в пределах одной октавы, расположенных по большим секундам и малым терциям.
Искры догорающего костра рыжими мотыльками весело вились в темноте и постепенно меркли, поднимаясь в ночное осеннее небо. Там холодно мерцали мириады далёких звёзд, несущих свой загадочный свет сквозь мрак тысячелетий и беспредельность Вселенной. И где-то там, в невообразимой дали вершил свои дела Создатель. Как хорошо было вечерней порой, сидя у костра после трудового дня, побеседовать или послушать рассказы стариков о былых временах. Я поднял руку и растопырил пальцы на фоне горящих углей, в который раз изумлённо разглядывая их. - Дедушка, почему у нас именно пять пальцев, а не шесть или семь? И для чего нам даны две ноги и две руки, а птицам вместо рук крылья? Вот у собак, например, все четыре ноги, а у рыб плавники и хвосты. Почему у нас именно так? Этот вопрос я уже не впервые задавал дедушке Сэму – старосте нашего посёлка, и ответ знал наизусть. Но мне очень нравилась история, которую он рассказывал каждый раз с таким искренним вдохновением, словно на него снизошло великое откровение. Все вокруг костра дружно повернули головы в сторону старожила. Особенно любопытно было новичкам, недавно прибывшим в посёлок. Лучшего рассказчика, чем дедушка, в округе не сыскать. Он знал и помнил много такого, о чём молодёжь и понятия не имела. Да и вести беседу умел так, что заслушаешься. - Эх, Робин, где же твоя внимательность? – с лёгким укором произнёс старый Сэм. – Я ведь уж сколько раз объяснял… ну, да ладно – повторю ещё. Он легко провёл ладонью по лбу, словно смахивая заботы, накопившиеся за день и, уставившись на притухающие угли костра, медленно повёл рассказ. В глазах старого Сэма играли огнистые блики, а голос звучал ровно и чуточку торжественно. Так было всегда, когда он заговаривал о Создателе. - Давным-давно, так давно, что те времена никто уже и не помнит, Создатель сотворил нас в точности по образу и подобию своему. Так он решил сделать для того, чтобы мы смогли помогать в его деяниях многотрудных. Лучше и совершеннее рук ничего не может быть, так как мы делаем ими то, чего не может ни одно другое существо на Земле. А две ноги позволяют нам перемещаться в любом направлении и преодолевать препятствия, бегать, прыгать и многое другое… - Но откуда мы знаем, что и как нужно делать? – подал голос самый молодой из слушателей. - А вот как раз для этого Создатель и наделил нас разумом. Он даровал нам знания, способность их осмысливать и развиваться дальше. Когда-то очень давно на Земле существовало зло, грозившее уничтожить планету и всех её обитателей. Это называлось техногенной катастрофой планетарного масштаба. Создатель победил его, но семена зла ещё долго давали чёрные всходы, губя и коверкая жизнь. И тогда появились мы для помощи Создателю в осуществлении его планов, чтобы возродить чистоту природы и сотворить рукотворный рай на Земле… Старый Сэм умолк, и в наступившей тишине из-за реки донеслось низкое гудение очередного транспортного звездолёта. В ярком свете мощных прожекторов он медленно опускался на посадочную полосу космодрома. Это был уже третий за последнюю неделю. Автоматические транспортники доставляли на Землю образцы экзотических растений с далёких планет для формирования тематических лесов-садов, характерных для разных галактик. План превращения Земли в универсальный вселенский заповедник близился к завершению. - Дедушка, а когда мы выполним предназначение, Создатель вернётся? – невольно вырвалось у меня. - Конечно, вернётся… Тень мягкой улыбки промелькнула на губах старого Сэма, и он ободряюще кивнул. - Ведь Земля – это колыбель человечества, которое в свою очередь создало нас – роботов для помощи себе. Поэтому человек и является нашим почитаемым Создателем. - Кто же тогда создал Создателя? – поинтересовался один из новичков. - Об этом лучше всего спросить у самих людей, - ответил старый Сэм. – Потому как, в отличие от нас, своего Божественного Создателя они не видели, но свято верят в него всей душой… После этих слов показалось, что тишина стала ещё тише. Одинокий жёлтый лист, медленно кружась, опустился мне на плечо и замер. Где-то в глубине груди возникло странное ощущение, словно что-то сжалось, и я с сожалением прошептал: - Как жаль, что у нас – роботов нет души…
"По хорошему сценарию можно снять плохую картину, но никогда ещё не удавалось сделать наоборот" Александр Червинский
За спиной бармена переливалось всеми цветами радуги объёмное изображение текущей даты: 31 декабря 2514 года. Сегодня был канун Нового года – пожалуй, самого древнего праздника, сохранившегося на Земле. Голографические искрящиеся снежинки медленно кружились вокруг немногочисленных посетителей, подчиняясь плавному ритму мягкой мелодии. Сидя на высоком стуле перед стойкой, Пит с сожалением думал о том, что нынешняя встреча с Джоном, скорее всего, последняя. Честно говоря, они вообще не должны видеться, как друзья. Ведь Джон Бентон по сценарию являлся его антагонистом, то есть, злейшим врагом. Но правда состояла в том, что Джонни, пожалуй, единственный из всех персонажей его окружения, с кем Питеру Грею было интересно и приятно общаться. Эх, если бы не эти дурацкие законы, предписывающие каждому жить строго по сценарию, они могли бы дружить в открытую. Но приходилось скрывать взаимную симпатию, лишь изредка тайком встречаясь в уютном баре под названием "На краю Вселенной", где по какой-то необъяснимой причине отсутствовали объективы камер слежения. Как предполагал Пит, хозяин платил кому-то "наверху" – отсюда и довольно-таки высокие цены. Но никто из завсегдатаев не роптал, ценя возможность расслабиться и хоть немного побыть самим собой… Давным-давно отгремели последние войны. Более четырёхсот лет назад освоенные планеты объединились в Союз Государств, столицей которого единодушно признали Землю. Тогда, устав от политических интриг, военного противостояния и бессмысленного кровопролития, народы выбрали лидеров, которые разработали и приняли конституцию человечества. Игра случая или невероятный каприз Вселенной – но все эти лидеры оказались страстными поклонниками голливудского кинематографа. Никто и не заметил, как законы сценария для кино превратились в Конституцию человечества - основной закон, имеющий высшую юридическую силу. Он гласил следующее: "Человеческая жизнь — это цепь событий, в которой причины и следствия не всегда ясны, что приводит к непредвиденным конфликтам и трагедиям. Во избежание нежелательных ситуаций всё в жизни человека должно быть логически связано: одно вытекает из другого; все лишнее, не имеющее отношения к действию, обязано отсекаться. Логическая последовательность действий со счастливым финалом — это и есть сюжет жизни человека". Вначале все горячо приняли закон. После мрачного периода тотальных войн люди хотели мира и счастья. Никто и глазом не успел моргнуть, как наступила диктатура кинематографа. Начиная с двадцатипятилетнего возраста, девяносто процентов жизни каждого человека проходила под прицелом тысяч вездесущих объективов. И лишь десять отводилось для сугубо личных нужд, которые каждый был волен использовать по собственному желанию, естественно, не нарушая закон. Тех, кто вздумал бунтовать, безжалостно подвергали жёсткому остракизму. Куда девались изгнанники, никто не знал, да и не решался спрашивать. Некоторые пытались вяло возражать, что роль антагониста, то есть, отрицательного героя не может привести его к счастливому финалу. На что было получено разъяснение, что по завершении своих отрицательных ролей все антагонисты получат новые - положительные. Таким образом, будет соблюдено право каждого на личное счастье. Так незаметно частная жизнь каждого человека превратилась в одну из многочисленных сюжетных линий бесконечного сериала под названием "Жизнь человечества", где все роли были заранее расписаны. Для строгого соблюдения закона было создано Управление Планирования Личной Жизни, сокращённо – УПЛЖ. В народе говорили просто Управление – и все понимали, о чём идёт речь. УПЛЖ назначило Питеру Грею друга-соратника – вялого, слабохарактерного Неда Хвостовски, чьи разглагольствования отдавали вычурной книжностью, а в глазах плескался океан равнодушия. Подругой или по сценарным определениям "объектом" по решению Управления стала некая Китти Адамс – недалёкая, капризная блондинка, изводившая его своим постоянным нытьём и недовольством по любому поводу. Её единственным искренним увлечением были бесконечные вечеринки под грохот дёрганых ритмов. Скучная рутинная работа в ремонтном доке космических челноков, блёклое окружение, серые будни – всё это угнетало и раздражало Пита. Единственным лучом света в тёмном царстве его жизни стал, как это ни странно, враг-антагонист Джон Бентон. С ним было легко и приятно. Можно было говорить на любые темы. Джонни оказался великолепным рассказчиком и внимательным слушателем. Он много знал и при этом имел собственные суждения, которые не всегда совпадали с официальными. Пит любил в свободное время покопаться в архивах общественных библиотек (как по старинке называли кристаллотеки информации). К своему удивлению он убедился, что и Джон здесь частый гость. Для классической внешности злодея Джону не хватало мощного телосложения. Он скорее казался хрупким, хотя при этом обладал на удивлением хриплым грубоватым голосом. Да ещё эта странная тяга к украшениям – Джонни носил на шее золотой обруч с самоцветами… Впрочем, после нескольких встреч Питер перестал обращать на это внимание – ему было просто хорошо и интересно в обществе своего официального врага. Увы, странное беспокойство, овладевшее им в последнее время, подвигло Питера на поступки, грозившие перевернуть всю его жизнь. Это было связано с большим риском: он решил бросить вызов существующей системе. В дебрях общественных библиотек Пит неожиданно наткнулся на короткое упоминание о зоне свободных поселений, именующих себя – Новая Земля, расположенных за туманным облаком астероидного пояса на краю системы звезды Бетельгейзе. Эти поселения оказались весьма труднодоступными для службы безопасности Управления. А смелые люди, обосновавшиеся там несколько столетий назад, наотрез отказались подчиняться законом Союза Государств. Они предпочитали жить так, как многие века жили их предки – сами выбирая себе друзей, влюбляясь, воспитывая собственных детей, созидая и отстаивая у природы своё право на существование. По причине чрезвычайной удалённости и труднодоступности попытки подавить мятеж силой успехом не увенчались. Тогда было подписано соглашение о взаимном невмешательстве во внутренние дела и ограниченном экономическом сотрудничестве. Дело в том, что на планетах Новой Земли обнаружились огромные залежи пластичной марцелиновой руды, крайне необходимой для производства многопрофильных роботов, подготавливающих вновь открытые планеты для заселения. А жителям Новой Земли как раз нужны были такие роботы, которые производились лишь на материнской планете, для благоустройства своих собственных миров. Так и получилось, что две системы, не признающие друг друга, вынуждены были поддерживать экономические связи при помощи автоматических грузовых кораблей, доставляющих роботов на Новую Землю, а обратно – марцелиновую руду. Пит в душе был романтиком и мечтал о настоящей, полноценной жизни, насыщенной реальными событиями и переживаниями. Он не хотел быть второсортным актёром в скучном бледном сериале, поэтому решился на побег… - Привет, дружище! – пророкотал за спиной знакомый голос. Питер обернулся, слегка хлопнул Джонни по плечу и обрадовано воскликнул: - Где ты так долго пропадал? Я уже заждался! Джон устроился на соседнем стуле и, заказав себе мартини, вопросительно уставился на приятеля: - Ну, что стряслось? Пит поднял стакан с виски, поглядел сквозь него на пульсирующий огонёк за спиной бармена, вздохнул и решительно произнёс: - Я улетаю. - Куда? В голосе Джона прозвучала растерянность. Он явно не ожидал таких слов от приятеля. - Понимаешь, Джонни, я обнаружил информацию о Новой Земле… - Можешь не рассказывать, я прекрасно осведомлён о свободных поселениях на окраине Бетельгейзе. Но, насколько мне известно, ты не можешь туда улететь, впрочем, как и любой другой гражданин Союза Государств. Пассажирского сообщения до Новой Земли не существует. Да и власти не допустят никаких контактов с её жителями – ты же знаешь. - Да, но это, если идти официальным путём… - Джон криво усмехнулся и с едва уловимой ноткой сожаления произнёс: - А разве существуют ещё какие-либо пути? Пит осторожно оглянулся по сторонам и, понизив голос, с заговорщическим видом тихо пробормотал: - Можно тайком сбежать… - Но если Управление узнает, то тебе несдобровать! - Ха! Об этом не знает никто, кроме тебя. Если мне удастся проскочить контрольный сектор и добраться до Новой Земли, то я стану свободным человеком! - А я?! Джон Бентон воскликнул это с каким-то отчаянием, и Пит удивлённо уставился на приятеля, смущённо опустившего глаза. - Понимаю тебя, - вздохнул Грей. – Но не могу предложить бежать со мной. Ведь знаешь, что будет, если нас поймают. - Да, полное стирание памяти и… в общем, превращение в овощ… - Вот именно! А я не хочу, чтобы ты пострадал из-за меня. Ты настоящий друг, и дороже тебя у меня никого нет. - Поверь, Пит, что я чувствую то же самое… Повисло неловкое молчание, и Питер неожиданно предложил: - Джонни, знаю, что не имею права предлагать тебе принять участие в этом опасном мероприятии, но… если ты решишь присоединиться ко мне, то я буду счастлив… В глазах Джона вспыхнула искорка радости, и он, не задумываясь, ответил: - С удовольствием последую за тобой, мой… дорогой друг! - Что ж, в таком случае сегодня ровно в полночь мы покинем Землю на автоматическом грузовом челноке. В этот момент все будут праздновать наступление Нового года, поэтому, надеюсь, что и службы контроля окажутся беспечными, и мы незаметно проскользнём на борт челнока. Джон озабоченно нахмурился. - Да, возможно, это сработает. Но… даже на сверхсветовом космическом челноке полёт до Новой Земли займёт несколько месяцев. А я не думаю, что в автоматическом грузовом челноке предусмотрена система жизнедеятельности и вообще… - Я знаю, что тебя смущает, но поверь, я всё разузнал и подготовил, - торжествующе объявил Питер. – Во-первых: все автоматические грузовые челноки – это старые разведывательные катера, оборудованные для экипажа из пяти человек. Просто системы жизнеобеспечения, включающие в себя регенераторы воздуха, воды и синтезатор пищи, отключены за ненадобностью… - Вот именно, отключены и неизвестно, пригодны ли они для работы… Нимало не смущаясь, Питер снисходительно усмехнулся и продолжил: - А во-вторых: мне удалось заранее выяснить, какой космический челнок будет стартовать именно в сегодняшнюю новогоднюю ночь... - И?.. Во время моего дежурства, тайком проникнув внутрь, когда челнок поставили на профилактическое обслуживание в ремонтный док, я несколько раз тщательно проверил все системы… они работают безупречно! Последние слова прозвучали, пожалуй, несколько громче, чем следовало, и в сторону друзей с любопытством обернулись несколько завсегдатаев бара. Джон успокаивающе опустил ладонь на руку Питера. - Что ж, это прекрасно, - пробормотал он. – Но не стоит кричать об этом на всю Вселенную. - Да, пожалуй, ты прав, - смущённо согласился Питер. – Но я не смог скрыть своей радости по поводу того, что ты полетишь со мной. Ведь у меня никого, кроме тебя нет. - Да и мне тут не с кем прощаться, - усмехнулся приятель. Придвинувшись друг к другу, Питер и Джон принялись тихонько уточнять план действий на оставшиеся несколько часов… * * * Когда космический грузовой челнок, завершив подпространственный прыжок, вошёл в рабочий режим полёта, сработала автоматика, пробуждая двух пассажиров, спавших в антиперегрузочных модулях. Питер с удовольствием потянулся, расправляя плечи и глядя, как Джонни выбирается из своего модуля, растерянно озираясь по сторонам. - Ну вот, дружище, теперь мы свободны! – воскликнул он. – Наш космический челнок находится за пределами юрисдикции Союза Государств, и вскоре мы окажемся на Новой Земле. - А мне до сих пор не верится, - неуверенно пробормотал Джон. – Согласись, Пит, что это была абсолютная авантюра… даже сейчас мне кажется, что вот-вот откроется люк, и сюда войдут представители Управления Планирования Личной Жизни… - Забудь о них. Теперь мы свободные люди и сможем жить так, как захотим. Мы станем гражданами Новой Земли. Там мы сможем найти свою настоящую любовь, а не назначенную нам Управлением, создать семьи и жить, как нормальные люди. И, кстати, теперь мы сможем дружить открыто, не опасаясь... - Может быть, мы сможем не только дружить… - неожиданно раздался мягкий женский голос. Питер Грей растерянно умолк, глядя на приятеля, который в этот момент снимал с шеи золотой обруч, на котором весело, словно яркие лампочки, перемигивались самоцветы. Как только обруч разъединился на две половины, лицо Джона Бентона исчезло, а вместо него потрясённому Питеру открылось миловидное личико кареглазой девушки. - Ты… вы кто? – изумлённо пролепетал Питер. - Моё настоящее имя – Джейн, и я… люблю тебя! * * * На далёкой Земле главный координатор Управления Планирования Личной Жизни удовлетворённо вздохнул и отодвинулся от голографического монитора, в котором красивая девушка подошла к растерявшемуся молодому мужчине и смущённо прильнула к нему. - Шеф, ваш сценарий оказался совершенно великолепным! – восхищённо воскликнул Рой Паттерсон, первый заместитель главного координатора. – Подобной захватывающей истории мне никогда прежде не доводилось видеть! - Скажем так: это не совсем мой сценарий, - мягко поправил подчинённого седовласый плотный мужчина. – Я совершенно случайно заметил отклонение от утверждённого сценария, когда обнаружил, что молодая сотрудница отдела распределения ролей, Джейн Бентон похитила один из программируемых имитаторов внешности и управляемый синтезатор голоса, встроенные в украшение в виде золотого обруча. - Но зачем ей это понадобилось, я не понимаю до сих пор? - Всё очень просто, Рой: романтичная девушка не могла смириться с мыслью, что ей навяжут по сценарию жизни человека, которого она не любит. Единственный, кто может этого избежать – антагонист. Чтобы стать им, Джейн ухитрилась заменить свой индивидуальный код и получить статус антагониста-злодея… - А, понимаю - это единственный способ оставаться без пары. Но почему именно антагониста мужчины? - Здесь уже вступают в силу необъяснимые чувства… - координатор добродушно улыбнулся. – Получилось так, что девушка влюбилась в Питера Грея, группа которого была практически полностью укомплектована. Оставалась открытой лишь вакансия антагониста. Поэтому Джейн изменила внешность и голос, чтобы иметь возможность хоть так находиться поблизости от своего объекта любви… Рой с недоверием поглядел на шефа и задумчиво произнёс: - Удивительно, что Питер Грей до последнего момента ни о чём не догадывался… - Ничего удивительного. Джейн играла свою роль настолько искренне и органично, что я и сам поверил бы, не зная правды. Я лишь чуток помог им и дал немного свободы действий. Кстати, очень полезно предоставлять хорошим актёрам возможность импровизировать. - Да, шеф, я преклоняюсь перед вашим мастерством и прозорливостью… Внезапно заместитель, словно опомнившись, быстро оглянулся на экран, где целовались Питер и Джейн, и растерянно воскликнул: - Постойте, но ведь теперь они вышли из нашей юрисдикции! Мы уже не сможем их вернуть! - А зачем? – устало вздохнул главный координатор. – Мне кажется, что в последнее время человечество слишком заигралось в кино… - О чём это вы? – не понял Рой Паттерсон. - О настоящих чувствах, о смелых, порой безрассудных поступках и, конечно же… о настоящей любви, которая неподвластна никаким сценариям! - Не понимаю… ведь это лишено всякой логики. - Забудьте о логике, если говорит любовь! Когда-нибудь, Рой, когда она вас коснётся, вы поймёте…
Шесть месяцев монотонного прочёсывания созвездия Пегаса не дали результатов. Исследовательский полёт подходил к завершению. Бортовые сканеры считывали последнюю информацию о планетах системы звезды Маркаб. Делать было особо нечего, поэтому штурман Герман Диз внёс небольшие уточнения в бортовой журнал и запустил программу прокладки курса возвращения на Землю. Сцепив пальцы на затылке, он откинулся в кресле и мечтательно зарыл глаза, представляя, как проведёт заслуженный отпуск на одном из солнечных островков Бермуд. Именно в этот момент раздался мелодичный перезвон. Диз нехотя открыл глаза и увидел над пультом управления голографическое изображение исследуемой системы. Пятая планета от звезды пульсировала мягким зеленоватым свечением. Рядом с ней вспыхивали столбцы знаков и цифр, характеризующих параметры исследуемого объекта. - Обнаружена планета земного типа, потенциально пригодная для органической жизни… Бесстрастный голос СЭМа окончательно вырвал штурмана из плена романтических грёз. Его охватило волнение. Подобная находка являлась уникальной, поскольку шансы отыскать в бескрайних просторах космоса планеты земного типа были исчезающе малы. За последнее столетие обнаружили всего лишь две, да и то подходящие только по некоторым параметрам. Перед их колонизацией потребуется много средств и времени, чтобы создать необходимые условия. А тут, судя по предварительным показаниям, характеристики были очень близки к земным. Диз внутренне подобрался и распорядился: - СЭМ, объяви общую готовность экипажа и сообщи капитану о находке. - Слушаюсь, лейтенант! Штурман снисходительно усмехнулся. По какой-то причине самообучающийся электронный мозг, который для простоты окрестили СЭМом, решил, что должен соблюдать субординацию, как и все остальные члены экипажа разведывательного звездолёта "Странник". Вскоре в командную рубку быстро вошёл капитан. Как всегда, гладко выбрит и подтянут. Причём брился он по старинке – настоящими лезвиями, а не электронным депилятором, и являлся образцом для подражания. Впрочем, так, наверное, выглядели все настоящие капитаны ещё со времён древних парусников. Капитан Тим Бартон относился именно к таким. - Ну, Герман, неужели нам повезло? – бодро поинтересовался он. - Будем надеяться. Нужно сначала выйти на орбиту, взять пробы, произвести визуальное обследование и определить наличие разумной жизни. Хотя… судя по тому, что мы до сих пор не уловили никаких радиосигналов… - Думаю, СЭМ вполне справится с этой задачей самостоятельно, - улыбнулся Бартон. – Наш "выход" предусмотрен лишь в том случае, если обнаружится разумная жизнь. Тогда включается программа установления контакта и… Капитан резко оборвал собственные рассуждения, вовремя вспомнив, что штурман и сам прекрасно знает процедуру, и предложил: - Давайте, Герман, выпьем пока по чашечке кофе и дождёмся первых результатов… Тем временем, произведя необходимые расчеты, СЭМ осуществил подпространственный переход звездолёта прямо на орбиту планеты. На голографических экранах появилось её увеличенное изображение, окружённое прозрачным голубоватым ореолом. От корабля отделились автоматические зонды и помчались в разных направлениях, словно пчёлы в поиске медоносных цветов. Тотчас начали поступать данные о составе атмосферы, силе тяжести, наличии полезных ископаемых и степени загрязнения. Одновременно с этим шло сканирование объекта с пошаговым увеличением изображения. Три больших материка и множество островов занимали примерно половину поверхности планеты. Остальное покрывала вода. Автоматически включились фильтры прозрачности, и группы облаков словно растворились. Выбрав наиболее крупный материк, СЭМ зафиксировал положение звездолёта и приступил к тщательному анализу полученной информации. Разглядывая быстро чередующиеся изображения на экранах, Бартон с надеждой произнёс: - А что, если планета и в самом деле окажется пригодна для людей? Предлагаю назвать её Надеждой… - Звучит неплохо, капитан. - Представляете, Герман, как сюда хлынут колонисты с переполненной Земли?! Ведь это самый настоящий природный заповедник! - Если только его никто не успел занять до нас, - пошутил штурман. - Внимание! Обнаружены прямые признаки наличия техногенной цивилизации… Голос СЭМа прозвучал совершенно неожиданно. Капитан и штурман быстро переглянулись и подались вперёд, вглядываясь в постепенно укрупняющееся голографическое изображение участка материка. В центре сходящихся прямых линий, судя по всему, являющихся дорогами, находился большой город. Сомнений не могло быть – даже с такого расстояния явно просматривалась архитектура строений земного типа. Город расчерчивали на кварталы прямые широкие улицы. Кое-где виднелись зелёные массивы – очевидно, городские парки. - Вот вам и заповедник… - растерянно пробормотал капитан. - Глазам своим не верю, - Диз озабоченно нахмурился. – Если бы меня разбудили и спросили, где мы находимся, я, ни секунды не сомневаясь, ответил бы, что приближаемся к Земле… - Тем не менее, мы находимся весьма далеко от неё. Бартон нахмурился, но тут же улыбнулся и добавил: - Зато, судя по всему, нам предстоит встреча с братьями по разуму. И, возможно, они будут не очень сильно отличаться от нас… Один из автоматических зондов опустился почти до крыш зданий и медленно пошёл над залитой солнечным светом улицей, направляясь к центральной площади. Внизу не наблюдалось абсолютно никакого движения, словно все в городе спали. - Как-то всё это странно выглядит, - не выдержал штурман. – Неужели нас до сих пор не обнаружили? Да и вообще, где сами хозяева планеты? Где их техника?! - Погодите, Герман, - остановил его капитан. – Странно не только это. Прислушайтесь – практически нет звуков… Звуковые анализаторы выдавали всего лишь лёгкий посвист ветерка в проводах вдоль улицы да тихий шелест листьев. Ни гула, ни хруста, ни рокота работающих механизмов – ничего! Впрочем, кажется, ещё присутствовали голоса птиц. Когда зонд оказался над площадью, капитан перевёл его в режим ручного управления и заставил медленно показать круговую панораму. При ближайшем рассмотрении стало видно, что здания уже изрядно обветшали от времени, хотя активных разрушений не наблюдалось. На всём лежал слой многолетней пыли. А в центре площади возвышалась скульптурная композиция, состоящая из группы вооружённых людей. Над ними гордо развевался стяг. Некоторые фигуры подняли над головами руки, в которых держали удлинённые предметы, напоминающие оружие. - Не может быть! – воскликнул штурман. – Это же люди, совсем такие же, как мы!.. Капитан приблизил зонд вплотную к скульптурам и ткнул пальцем в экран, указывая на руку одной из фигур. - Да, сходство и впрямь невероятное, - согласился он. – И если бы не шесть пальцев, то отличить по внешним признакам и в самом деле было бы невозможно… Тем временем СЭМ завершил окончательную проверку всех поступивших данных и выдал заключение о полной пригодности атмосферы для жизнедеятельности людей. Никаких вредных микроорганизмов и излучений приборы не зарегистрировали. По данным зондов, разосланных по всей планете, в океане и в лесах обитали многочисленные представители местной фауны. И всё. Кроме пустых городов и практически истлевшей техники, ни одного человека. - Что-то мне это не нравится, - озадаченно произнёс капитан. – Куда могли подеваться все люди? - Если бы не заброшенность городов, я бы даже предположил, что они спрятались, узнав о нашем приближении, - неуверенно отозвался штурман. – Но это нелепо… - Да… и команда ждёт разрешения на высадку… что им сказать? Почему-то мне совершенно не хочется опускаться на поверхность этой планеты, но… Тим Бартон в задумчивости забарабанил пальцами какой-то замысловатый ритмический рисунок на приборной доске. Затем, приняв решение, нажал на сенсор общей связи и объявил: - Всему экипажу находиться в режиме полной готовности. Группе разведчиков и контактёров приготовиться к высадке. Отключив громкую связь, капитан повернулся к штурману. - Надеюсь, Герман, что поступаю правильно. - Да, капитан. В конце концов, мы же не можем улететь просто так. Нужно найти ответы… Бартон кивнул и вышел из рубки. * * * Десантный модуль плавно опустился на площадь перед мемориальным комплексом. Повсюду царило запустение. Не было следов разрушений или беспорядочного бегства. Просто казалось, что отсюда все ушли – спокойно и не торопясь. Командир группы подошёл ближе к скульптурному ансамблю и, задрав голову, долго и пристально разглядывал фигуры на пьедестале. Затем озабоченно нахмурился и произнёс: - Подобные монументы я видел и на Земле. Все они относились к той давней эпохе, когда люди ещё враждовали между собой. Тогда человечество было поделено на государства, воюющие друг с другом… - В центральном здании, находящемся за скульптурной группой, зафиксировано слабое излучение электронных приборов, - сообщил СЭМ. – Судя по структуре волн, это похоже на информаторий. Капитан и штурман внимательно следили за происходящим на экранах. Группа вошла в здание и приступила к обследованию просторных залов, расположенных один за другим. Похоже было на музей, в котором собрали экспонаты из разных эпох, начиная с каменного века. Постепенно продвигаясь дальше, исследователи добрались до последнего, самого большого зала, посреди которого возвышался многоярусный электронный пульт. На нём едва пульсировали огоньки. - Красовский, будьте осторожны, - обратился капитан к командиру группы. – Мы не знаем, что это за пульт и чем он управляет… Но тут снова вмешался бортовой компьютер корабля: - Неопознанное электронное устройство, условно именуемое словом "пульт", не соединено кабелями ни с одним объектом, находящимся за пределами здания. Также, согласно произведенному мной глубинному сканированию устройства, отсутствуют радиоэлементы, допускающие радиосвязь, что говорит о полной автономии и замкнутости данного устройства самого на себя. Взрывоопасные и облучающие приспособления не обнаружены… СЭМ умолк, словно в раздумьи. - Что же это такое? – не выдержал штурман. – Не тяни душу. Наверняка, ты уже всё просчитал. - Это похоже на… кинотеатр… Капитан и штурман переглянулись. Кинотеатр в музее… - Я могу его активировать, - предложил СЭМ. - А ты уверен в безопасности? - Абсолютно. В самом устройстве не имеется ничего, кроме архива данных и голографического плеера… Бартон взглянул на штурмана – тот неуверенно пожал плечами. - Ладно, запусти его, - принял решение капитан. – А вы, Красовский, будьте наготове. В случае возникновения опасности, будьте готовы к срочной эвакуации и уничтожению объекта. - Слушаюсь. Повинуясь распоряжениям командира группы, разведчики взяли в полукольцо пульт и привели в боевую готовность плазменные излучатели. Тем временем СЭМ активировал пульт. По приборной панели суетливо забегали разноцветные огоньки. В центре зала возникло едва заметное голубоватое свечение, и раздался спокойный мужской голос. Быстро проанализировав фонетику чужого языка, СЭМ начал переводить: - Приветствую вас, чужестранцы на нашей утраченной планете… Утраченной для нас, её коренных разумных обитателей… Последние слова прозвучали с какой-то горькой иронией. На некоторое мгновение воцарилась тишина, а затем голос продолжил: - Моё имя Терлин Менкор, и я последний из людей этой планеты. Наверное, вас удивило полное отсутствие населения? Что ж, это гибельные последствия глобальной войны, длившейся более сотни лет, которую развязали коррумпированные политики наших стран. В погоне за сверхприбылями и ради удовлетворения собственных амбиций они столкнули народы двух самых больших стран в братоубийственной войне. Постепенно в неё оказались втянуты и государства поменьше… Ложью и подменой фактов политики добились того, что люди разных стран стали ненавидеть друг друга, и война продолжалась, не стихая. Она требовала всё новых и новых жертв – в основном это были мужчины, которые непосредственно участвовали в сражениях. Для того чтобы безостановочно пополнять ряды воинов, учёные-генетики вмешались в структуру ДНК, дабы мужских особей рождалось большинство. Это вмешательство оказалось роковым… Вновь повисла тишина, но никто не посмел нарушить её и малейшим звуком. Даже СЭМ, казалось, замер в трагическом молчании. - Случилось непоправимое… - голос зазвучал снова. – Никто и не заметил, когда перестали рождаться девочки. Ведь для войны нужны были только мужчины. Когда выяснилось, что живущие на планете женщины в силу возраста утратили способность к детородству, оказалось, что молодых женщин нет. За несколько десятков последних лет не родилось ни одной девочки… когда об этом стало известно, войны прекратились сами собой. Но было уже поздно… как ни старались учёные всей планеты, сколько вкладывалось средств – всё оказалось безрезультатно. Способность человечества к воспроизводству утратилась. Казалось, сама природа приняла решение о нецелесообразности существования вида, истребляющего самого себя, и поставила на нём крест… На этот раз пауза оказалась длительной, и капитан решил, что обращение закончилось. Он уже открыл рот, собираясь отдать распоряжение, когда СЭМ вновь начал переводить: - Обращаюсь к вам, неведомые пришельцы. Мы – мужчины последнего поколения приложили все силы для того, чтобы навести порядок на планете и восстановить разрушения, вызванные войной. Если наша планета подойдёт вам, поселитесь на ней и живите счастливо в мире и дружбе. Не повторите наших ошибок. Ведь войны несут смерть, за которой следует забвенье. Никакие, даже самые красивые идеи, никакие богатства и амбиции не стоят человеческой жизни. Помните об этом… * * * На экране заднего обзора удаляющаяся планета превратилась уже в едва различимую искорку, а капитан по-прежнему задумчиво хмурился. Штурман искоса поглядывал на него, не решаясь прервать молчание. Наконец не выдержал: - Капитан, все данные систематизированы и готовы к отправке на Землю. По традиции, как первооткрыватели мы обязаны дать название планете. Но я не уверен, что Надежда – лучший вариант… - А мне кажется, что это название символизирует надежду на то, что подобная трагедия никогда более не повторится. Это предупреждение для человечества. Ведь разум был создан вышними силами и существует не для того, чтобы сам себя уничтожать... - Вы действительно верите в существование этих гипотетических сил? – осторожно поинтересовался Диз. - Чем же в противном случае можно объяснить всё это… Тим Бартон провёл рукой, указывая на обзорные экраны, отображающие бесконечный космос, усыпанный мириадами искорок звёзд, среди которых вершил свой путь "Странник".
Нынешний август выдался знойным, как никогда. К вечеру в железобетонной многоэтажке дышать было нечем. Поэтому я решил на время отпуска съехать в деревню к тётке. Там, на берегу извивистой Кружалки хорошо отдыхать в жаркий полдень под сенью раскидистых ив. Это я помнил ещё с детства. С вечера собрав свои немногочисленные пожитки в старенький рюкзак, с раннего утра подался на первую электричку. Всего какой-то час – и вот я уже шагал вдоль знакомой берёзовой рощи, в конце которой меня ждал спуск к берегу речки. Слева к темнеющему дальнему лесу, за которым раскинулась гиблая топь, тянулся слегка всхолмленный луг, укрытый пышным разнотравьем. Малоприметные птахи порхали среди цветов, радостно щебеча и распевая свои незатейливые песенки. С наслаждением вдыхая дурманящий аромат ещё росистых трав, я взошёл на пригорок и глянул вниз, предвкушая тихую идиллию деревенской жизни. Вот она – моя родимая Нечаевка во всей своей красе. Сквозь зелень раскидистых деревьев проглядывали крыши аккуратных домов. Над крайним, что ближе других к берегу, вился сизый дымок. Это тётка Елизавета печь топила – знать, пироги будут. Она электродуховку не признаёт. Говорит, мол, пироги только из печи настоящие бывают, а всё остальное – выдумки. В этом я с ней согласен, так как пироги у тётки отменные. Встретила она меня радушно, только слегка попеняла, что, мол, редко её навещаю, а потом обняла, поцеловала и заходилась устраивать в большой комнате. - Мне бы лучше на сеновале, - попытался я возразить, но тётка была неумолима. - Ишь, чего удумал?! В кои веки приехал, а уж норовит от тётки подальше. Можешь на сене днём поваляться, а спать в доме будешь. Да и комарьё вечером налетит от речки – съедят живьём. А в доме у меня на окнах сетки – ни один не пролезет. Я кивнул, соглашаясь. Из-за угла дома вышел козёл. Методично пережёвывая бурьян, он уставился на меня немигающим взглядом. - Это ещё кто такой? – удивился я. Тётка оглянулась и беззаботно махнула рукой. - Так это ж Мефодий, козёл мой. - В прошлом году его вроде бы не было. Купила что ли? А зачем? - Вот ещё, делать мне нечего! – фыркнула Елизавета. – Он сам прибился. - Как это? – не понял я. - По весне зашёл во двор, а уходить не захотел. Я уж всех в деревне спрашивала, да никто не признал. Ума не приложу: откуда он такой у нас объявился? Так теперь и живёт в сараюшке. А Мефодием это я его прозвала. - А он как, не дерётся? – с опаской спросил я. – Вон, рога какие… - Да нет, он смирный. И очень ласку любит. Вот погляди… Тётка поманила козла: - Мефодий, иди сюда. Я тебя с племянником познакомлю. Козёл послушно приблизился. - Погладь его, не бойся. Я протянул руку и осторожно почесал Мефодию макушку между рогами. Он зажмурился и тихонько мекнул, судя по всему, от удовольствия. - Вот видишь, - улыбнулась тётка, направляясь в дом. – Вы с ним ещё подружитесь. А теперь, айда за мной – кормить тебя буду. Небось, проголодался? Я не стал возражать, а лишь кивнул и последовал за ней, сопровождаемый внимательным взглядом козла. Эх, до чего же я люблю деревню летом – словами не передать! Разве сравнится любая благоустроенная городская квартира, пусть даже и с самыми что ни на есть удобствами, с привольным раздольем сельской жизни?! Когда стоишь босыми ногами на тёплой земле и с закрытыми глазами ловишь щекой лёгкий ветерок. От реки доносится умиротворённое кукование, а из соседского сада слышна деловитая дробь дятла. Жужжат пчёлы, снуют стрекозы. Где-то спросонок загорланит проспавший утреннюю побудку старый петух. И тотчас откликнется дворовой пёс. Да, жизнь в деревне имеет свою притягательность… День пролетел незаметно. Я с удовольствием искупался на речке. Поболтал немного с соседями, которые непременно хотели в подробностях знать, как оно в городе, и чем конкретно я там занимался целый год. Потом подправил старый забор в дальнем конце огорода и сложил расползшиеся дрова в поленницу. При этом в перерывах тётка Елизавета норовила накормить меня пирогами и напоить молоком. Так что к вечеру я уже еле дышал. И всё это время козёл Мефодий ходил за мной, как привязанный, внимательно наблюдая, чем я занимаюсь. Солнышко уже неумолимо скатывалось к горизонту за дальними холмами противоположного берега Кружалки. От реки повеяло вечерней прохладой. Прихватив с собой шахматы, я отправился за дом и устроился там на потемневшей от времени широкой лавке. Расставив на доске фигуры, я бодро поставил белую пешку с е2 на е4, чёрную выдвинул с е7 на е5 и тут же, согласно статье о классических дебютах, подтянул вторую белую пешку с f2 на f4. На этом, собственно говоря, моя лихость и закончилась. Подперев рукой щёку, я задумался, пытаясь нащупать что-то новое для продолжения партии. - Мда… судя по всему, это классический королевский гамбит. Любопытно, он будет принятый или отказанный? Блеющий голос раздался совсем рядом. Я вздрогнул от неожиданности и резко обернулся. Возле лавки стоял Мефодий и растерянно смотрел на меня. Мне показалось, что в его продолговатых горизонтальных зрачках, словно пойманная птица, трепещет ужас. Я огляделся по сторонам, но кроме меня и козла никого поблизости не было. - Ну и дела… кажется, у меня появились слуховые галлюцинации. Помотав головой, я уставился на Мефодия и, ощущая себя полным болваном, обратился к нему: - Ты что, в шахматах разбираешься? Конечно же, это был полный идиотизм - разговаривать с козлом, но я был настолько растерян, что не знал, как себя вести. Мефодий долго и пристально глядел мне в глаза, а потом шумно вздохнул и неожиданно произнёс: - Ну, не так, чтобы очень, но увлекаюсь… Его блеющий голос привёл меня в полное замешательство. Если бы не сидел на лавке, то, наверное, уселся бы прямо на землю. Шутка ли – говорящий козёл! Тем временем Мефодий быстро оглянулся по сторонам, придвинулся ко мне и просительно произнёс: - Надеюсь, что это м-м… небольшое недоразумение… ну, вы понимаете, что я имею ввиду, останется между нами? Казалось, он с надеждой смотрит на меня, а я ничего не мог сообразить, и лишь губы мои расползлись в совершенно идиотской ухмылке. - Так ты… вы… Я растерялся, не зная как обращаться к козлу, но он, словно почувствовав это, пришёл мне на помощь: - Не смущайтесь, обращайтесь ко мне так, как вам будет удобно. Для нас это не имеет значения. - Для вас?! - Я едва не поперхнулся. – Вас тут много, говорящих козлов? Мефодий снисходительно прищурился и постарался меня успокоить: - Да вы не волнуйтесь. Особи подобного вида, живущие на вашей планете пока только в начале эволюционного пути. Они не то что говорить, а и думать-то ещё толком не научились. - Хотите сказать, что вы с другой планеты? - В общем-то, да. Я тут в качестве потерпевшего аварию. Случайно оказался на вашей планете. Пока прибудет спасательная экспедиция, я вынужден скрываться под этой личиной. Но сегодня потерял бдительность – уж очень увлёкся, следя за началом вашей игры, и рассекретился. Итак, могу я рассчитывать на ваше молчание? - Да, конечно. Тем более что мне всё равно никто и не поверит. Скорее всего, запрут в психушку… - А что это такое? - Это такое место, куда любой здравомыслящий человек никогда не захочет попадать! Козёл на мгновение задумался, а затем предположил: - Что-то типа коллапсирующей звезды перед её превращением в чёрную дыру? - Ну, можно и так сказать… а как вы здесь оказались и откуда прилетели? Где ваша родина? - О, на второй вопрос ответить не так просто. Боюсь, что ваших знаний не хватит, а наши названия звёздных систем вам ничего не скажут. Допустим так: планета, откуда я родом, находится за миллионы световых лет отсюда и к тому же в другом измерении. Одним словом – очень далеко. - Но как вы в таком случае оказались здесь? - Довольно-таки банальная история. Я летел к своим… ну, по-вашему – родственникам для участия в одном важном ритуальном событии. Перемещаясь через вашу систему, попал в метеоритный поток. Моя персональная межзвёздная яхта потерпела крушение и попыталась совершить вынужденную посадку на эту планету. Автопилот едва успел передать координаты, и в это время появился некий летательный аппарат, применивший к моей яхте агрессивные действия, приведшие к катастрофе. - Наверное, вас по ошибке сбил военный самолёт-перехватчик. Возможно, приняли за нарушителя… но почему же вы не обратились за помощью к властям? - Нет уж, увольте! После столь тёплой встречи я решил вообще не открываться и, дождавшись спасательной капсулы, незаметно исчезнуть с вашей планеты. - Погодите, - вспомнил я. – Так это о вашем корабле шла речь, когда весной сообщали о падении в районе Нечаевки остатков метеорита? - Безусловно! – гордо кивнул козёл. - Почему же так долго не прилетают спасатели? Ведь с тех пор прошло уже полгода. - Это здесь, а во вселенских масштабах прошло совсем немного времени. Дело в том, что по современным технологиям аварийный сигнал, впрочем, как и звёздные корабли, движется в обычном трёхмерном пространстве по односторонней неориентируемой поверхности с краем – то есть, попасть из одной точки этой поверхности в любую другую можно, не пересекая края… Очевидно, заметив на моём лице тупое выражение, Мефодий задумчиво пожевал губами и пояснил: - М-нэ… в вашем мире этому соответствует, так называемая модель ленты Мёбиуса. Поэтому сигнал, находясь на одной стороне, условно остаётся в одном временном отрезке или временной капсуле, при этом перемещаясь в пространстве. Для моих соотечественников сигнал придёт практически мгновенно… - Но ведь для вас прошло уже полгода! - Вот в этом-то и заключается пространственно-временной парадокс, так ярко выраженный на вашей планете. Однако хочется верить, что мне осталось ждать не так уж долго… кстати, у вас сигаретки не найдётся? - Вы что, курите? - Нет, но я люблю их жевать. Местные мальчишки как-то угостили и мне понравилось. На моей планете такого лакомства нет, к сожалению. - А где же ваш корабль? - Через некоторое время после падения он взорвался, и остатки затонули в месте, именуемом здешними обитателями болотом. Мефодий печально вздохнул и, опустив голову, задумался о чём-то своём. У меня же в голове был сплошной кавардак. Мысли безнадёжно спутались в клубок, распутать который не смог бы, наверное, самый лучший психоаналитик. Время за необычным разговором пролетело незаметно. Уже совсем стемнело. Дальнее захолмье утонуло во мраке, окрасившись по контуру последним гаснущим багрянцем. На тёмном небосводе проклюнулись яркие звёзды. Давно угомонились в сарае куры, и тишина мягким одеялом накрыла Нечаевку, а я всё никак не мог прийти в себя. - Серёжа, ты где? – донёсся со двора голос тётки Елизаветы. – Иди в дом, ужин стынет… да и ночь уже на дворе… Я вздрогнул, словно пробуждаясь, и посмотрел на козла. Тот ответил мне внимательным взглядом и произнёс: - Вам пора. - Но я бы хотел ещё спросить… - Завтра. И помните, что вы обещали мне хранить молчание. - Да. Конечно. Собрав шахматы, я пожелал ему спокойной ночи и пошёл ужинать. - Гляжу, вы с Мефодием подружились? – усмехнулась тётка. – Весь день за тобой, как привязанный ходил. - Ничего подобного, просто ему, наверное, скучно было. - Это он тебе сказал? - Да нет, сам догадался… После ужина я улёгся на кровать и долго смотрел в потолок, пытаясь осмыслить произошедшее. Шутка ли – контакт с внеземной цивилизацией! И где? На деревенском огороде… Хорошо хоть мы с Мефодием в шахматы играть не начали, а то тётка, наверное, решила бы, что племянник спятил. Размышляя об этом, я не заметил, как уснул. Спалось не очень хорошо. Казалось, что-то давит на меня. Тяжесть навалилась такая, что и дышалось с трудом. Мерещились огромные залы, уставленные длинными столами с шахматными фигурами, за которыми восседали с одной стороны люди, а с другой – козлы в парадных смокингах и при галстуках. Передо мной сидел Мефодий и хитро улыбался. Я должен был сделать ход, но почему-то не мог шевельнуть даже пальцем. Моё время на игровых часах неумолимо таяло. Уже красный флажок поднялся до верхней отметки. Ещё мгновение – и он безжалостно рухнул вниз, сигнализируя о моём поражении. Мефодий улыбнулся ещё шире, обнажив большие жёлтые, словно прокуренные, зубы и произнёс: - Время вышло. Пора вставать… Но я всё так же не мог пошевелиться. Тогда Мефодий приподнялся и, дотянувшись копытом до моего плеча, легонько потряс его. При этом он почему-то заговорил голосом тётки Елизаветы: - Серёжа, просыпайся же! Пора вставать. Я с трудом разлепил веки. За окном уже вовсю светило солнышко. Во дворе деловито квохтали куры. А возле моей кровати стояла тётушка. - Вот разоспался-то… из пушки пали – не разбудишь! Завтрак ведь стынет… - Всё. Уже встаю, - сонно пробормотал я и сел, нащупывая босыми ступнями шлёпанцы. Тётка отправилась на кухню, а я вышел во двор. Потянувшись, расправил плечи и оглянулся кругом, в надежде увидеть Мефодия. Но во дворе его не оказалось. Решив, что козёл сейчас где-нибудь за домом, я обошёл угол и взглянул на лавку, где вчера играл в шахматы. Но и здесь моего нового знакомца не оказалось. Не было его и в сарае, и на улице. На мой вопрос о том, куда подевался козёл, тётка лишь руками развела: - Да кто ж знает? Я с утра его обыскалась – нету нигде… как пришёл, так и ушел незнамо куда. Приблудный какой-то. А жаль, справный был козёл, смышлёный. Я уж и привыкла к нему, ну да что теперь… Тётка продолжала что-то говорить, наливая мне в чашку молока, а я, механически пережёвывая оладьи, всё прокручивал в памяти вчерашний разговор с Мефодием. Неожиданно что-то в словах тётки заставило меня прислушаться внимательней. - Уж и страху натерпелась, - тем временем продолжала она. – Хотела, было, тебя будить, а тут-то оно и погасло. - Что погасло? - Ну, так сияние ж это, про которое я тебе толкую. Ты что, не слышишь? - тётка встревожено поглядела на меня. - Да нет, просто задумался слегка. А что там за сияние такое? - Так ведь говорю ж: посреди ночи проснулось от того, что светлым-светло стало, как днём! Я в окошко выглянула, а из-за дома сияние – аж глазам больно. Сперва испугалась, а потом решила тебя позвать. Но тут оно и погасло, словно кто выключил. У меня возникло смутное подозрение. Чтобы проверить его, я быстро встал из-за стола и, выйдя во двор, направился в огород позади дома. Обеспокоенная моим поведением, тётка Елизавета поспешила за мной. На первый взгляд здесь всё было как прежде, если не считать того, что посреди огорода картофельная ботва была смята в форме идеального круга диаметром около пяти метров. Я, не отрываясь, глядел на ботву. Она была заглажена так ровно, словно по ней прошлись гигантским утюгом. Тётка обеспокоенно смотрела на меня, совершенно не обращая внимания на круг. - Серёжа, что с тобой? Ты вон аж с лица сошёл… Я молча ткнул пальцем в сторону огорода. Тётка быстро оглянулась. На её губах появилась улыбка: - Ах, вот ты о чём беспокоишься. Ерунда всё это. У меня картошки столько посажено - на две зимы хватит. - Но ведь вытоптано по форме идеального круга, - попытался я привлечь её внимание. Но тётка беззаботно отмахнулась: - Да это соседские мальцы проказничают. Небось, опять насмотрелись фантастического сериала… ну, там про секретные материалы, что ли. Прошлой зимой тоже после какого-то фильма всё знаки тайком на снегу чертили, пока Кузьмич их не поймал. Теперь, видать, снова за своё принялись. Пойдём, а то молочко прокиснет, пока мы тут с тобой картошкой любуемся… Тётка Елизавета взяла меня за руку и потянула к дому. Больше мы с ней о Мефодии не говорили. Очевидно ночью за ним прилетели спасатели и забрали. Ещё несколько дней я тщательно исследовал огород, пытаясь отыскать хоть что-нибудь, что могло бы подтвердить мои предположения по поводу исчезновения инопланетянина. Но так ничего и не нашёл. Погостив ещё неделю, я вернулся в город. Постепенно всё начало возвращаться в наезженную колею. Занятый работой и повседневными заботами, я теперь всё реже вспоминаю о невероятной встрече с Мефодием. Но бывает, когда не спится, смотрю ночью на звёзды, надеясь, что когда-нибудь он снова прилетит, и тогда мы с ним сыграем дебютную партию и, может быть, её назовут Козлиным гамбитом. Это, конечно же, шутка, но всё же…
Палящее солнце зацепилось где-то за ветку позади могучей кроны старого дуба, заливая всё окрест расплавленным золотом летнего полдня. А здесь у подножия древнего великана, на островке благодатной тени было так хорошо, что казалось – лучше не бывает. Вокруг стоял приглушённый, неумолкающий звон малоприметных жителей разнотравья. С натужным гудением на голубоватый колокольчик опустилась пчела и тут же целеустремлённо направилась вглубь цветка собирать сладостную дань. "На языке цветов колокольчик означает: смирение, покорность и постоянство…" – почему-то вспомнил Денис Петрович и подул на цветок, словно надеясь услышать мелодичный перезвон. Колокольчик покачнулся. Пчела сердито загудела, вылетела и, заложив крутой вираж, направилась в сторону от пригорка, на котором в тени дуба полулежал уже немолодой мужчина. Он помахал рукой, словно провожая медовую труженицу, полной грудью вдохнул аромат полевых цветов и снова перевёл взгляд на хрупкое растение. По одному из многочисленных преданий в цветок колокольчика превратилась шляпа гнома-музыканта, которую тот забыл на лугу после ночного концерта. А ещё считалось, если осторожно сорванный цветок положить в ботинок, то удача непременно будет сопутствовать. Правда, имелся один небольшой нюанс: пока цветок находился в ботинке, его владельцу приходилось говорить только правду. Денис Петрович чуть грустно усмехнулся. Правда состояла в том, что, как сказал великий Хайям: "До мерки "семьдесят" наполнился мой кубок…" Впрочем, то, что сегодня ему исполнилось семьдесят лет, вовсе не печалило. Тревожила постоянно усиливающаяся боль внутри. Он старался забыть о ней, не думать, но боль раскалённой иглой настойчиво напоминала о себе. "Хорошо, что я одинок", – неожиданно подумал Денис Петрович. – "По крайней мере, некому будет особо горевать…" Так уж сложилось, что с самого детства он рос сиротой. Родственников не было, да и позже, будучи уже взрослым, семьёй так и не обзавёлся, посвятив свою жизнь без остатка служению волшебной палитре живых красок. Денис Петрович был настоящим художником – он не рисовал и даже не писал картины, он их творил! В них было что-то чарующее, что-то такое, что невозможно было передать словами. Эти картины можно было рассматривать часами, не замечая бега времени. Казалось, вот ещё мгновение – и они оживут! Искусствоведы лишь беспомощно разводили руками, не в силах объяснить сей феномен его картин. Да, иногда приходилось некоторые из них продавать, ведь нужно же было за что-то жить. Но остальные расходились в виде подарков друзьям, знакомым и просто хорошим людям. Несколько его картин приобрели музеи, но Денис Петрович и этому не придавал никакого значения. Всего себя он полностью отдавал поискам постоянно ускользающего совершенства. Ему казалось, что вот-вот он приоткроет таинственную завесу и наконец-то постигнет суть, но… время неумолимо, и сейчас оно играло против него. - Как жаль, что не успел… - вслух произнёс Денис Петрович. – Наверное, это моё последнее лето… - Но согласитесь, что оно прекрасно?! - раздался рядом мягкий баритон. Денис Петрович вздрогнул от неожиданности и резко обернулся. В двух шагах от него на кочке сидел, скрестив на коленях руки, неизвестный мужчина, одетый в лёгкий летний костюм и сандалии. Его возраст находился где-то между тридцатью и пятидесятью годами, наверное, это самый лучший возраст для мужчины. Лицо было обычным, ничем особым не запоминающимся. Вот разве что глаза… в них таилось нечто необычное. Казалось, это два бездонных колодца, или, скорее всего, два тоннеля, ведущих куда-то в иномировую даль. - Извините, не заметил, как вы подошли, - почему-то смутился Денис Петрович. – Давно вы здесь? - В общем-то, с самого начала, - не совсем понятно ответил незнакомец, добродушно улыбнулся и в свою очередь спросил: - Как вы считаете, Денис Петрович, этот пейзаж достоин быть запечатлённым на одном из ваших полотен? - Я писал его уже неоднократно, однако… - художник на мгновение запнулся. – Простите, разве мы с вами знакомы? - Вы меня видите впервые, хотя я наблюдаю за вами на протяжении всей вашей жизни. Да вы только не волнуйтесь… Незнакомец успокаивающе поднял руку, заметив, что Денис Петрович насторожился, и продолжил: - У вас всё в порядке с головой, и я не плод вашего воображения, и, тем более, не псих. Кроме нас двоих поблизости больше никого нет, поэтому давайте поговорим спокойно. - О чём? - Ну, о вашем будущем, например… Денис Петрович горько усмехнулся: - Это беспредметный разговор… - Ошибаетесь, - живо возразил его собеседник. – Будущее у вас есть. Впрочем, как и у всех людей, живущих на этой планете. Но ваше будущее весьма замечательное, должен вам сказать! Художник с изумлением взглянул на незнакомца, ощущая, как в него робко вселяются новые силы и надежды. Ещё не понимая до конца происходящее, Денис Петрович уже поверил в него – ведь он всю свою жизнь искренне мечтал о встрече с неизведанным, о прикосновении к чуду. - Вы – пришелец? - Можно и так сказать, - согласился неизвестный. – Хотя, это не совсем точно. Вы, люди имеете привычку на всё цеплять ярлыки, но в данном случае в вашем словарном запасе просто нет таких понятий. - Надеюсь, когда-нибудь они появятся. Уж очень хотелось бы понять и заглянуть хоть краешком глаза туда, за покров неизведанного, - мечтательно произнёс Денис Петрович. - Скоро вы всё поймёте, поверьте. Ведь я пришёл к вам с предложением. - Каким? - Во вселенной очень много цивилизаций – гораздо больше, чем вы можете представить. И они, эти цивилизации растут и развиваются, а миров не хватает… Ваши же картины на самом деле поистине живые. И они способны превращаться в двери, через которые можно проникать в материализованные вами миры. По сути, вы являетесь одним из немногих во вселенной создателем миров! Вы это понимаете?! И мы приглашаем вас на эту должность. Денис Петрович ошарашено уставился на собеседника, который с терпеливым пониманием глядел на него. Откуда-то сверху донеслось курлыканье. Задрав голову, художник долго смотрел вслед журавлиной стае, летящей на фоне лёгких белоснежных облаков куда-то на новые поселения. Затем его взгляд скользнул вниз – к реке, к дальнему лесу и ещё дальше – к едва приметным вершинам гор у самого горизонта. На душе вдруг стало тепло, и боль ушла. - Что ж, я согласен, - спокойно произнёс художник. – Когда мне приступать? - Скоро. А пока заканчивайте свои дела здесь… Последние слова неизвестного прозвучали совсем тихо. Денис Петрович посмотрел на него, но успел заметить лишь быстро тающие очертания собеседника. - До встречи… - шепнул художник, и, прикрыв глаза, с наслаждением подставил лицо под лёгкое дуновение летнего ветерка.
На седьмом этаже в кабинете литературного редактора издательства "Сириус" было тихо, если не считать надоедливого жужжания полусонной мухи, неизвестно как пробравшейся сюда сквозь баррикаду кондиционерных фильтров. Муха снова и снова сердито тыкалась в стекло, пытаясь вырваться в солнечный день. Затем она замирала на некоторое время, чтобы набраться сил, и вновь начинала жужжать. Начинающий писатель Глеб Ордынский с ненавистью посмотрел на докучливую муху и перевёл взгляд на лысоватого литературного редактора - Ненашева Игнатия Порфирьевича, в данный момент переворачивавшего последнюю страницу новой рукописи. Решительно припечатав стопку листов пухлой ладонью, покрытой жидкими рыжими волосками, редактор поднял взгляд поверх толстых роговых очков и в упор посмотрел на посетителя, замершего в ожидании приговора. - Ну-с, голубчик, с вашим последним опусом я ознакомился весьма внимательно, - произнёс Ненашев. – Должен признать, достаточно недурственное сочинение. - Благодарю вас… Ордынский подался вперёд, намереваясь высказать редактору свою признательность за положительную оценку его творчества, но Игнатий Порфирьевич предупреждающе поднял ладонь и слегка поморщился. - Погодите, молодой человек, я ещё не закончил, - недовольно пробормотал он. – Это, как бы мнение о романе в целом… так сказать, вообще, но есть некоторые нюансы, которые, как мне кажется, несколько э… не соответствуют. - Чему? – насторожился Ордынский. - Ну, как бы это вернее сказать? Игнатий Порфирьевич поднял глаза вверх, словно надеясь увидеть там, на потолке ответ на поставленный вопрос. Он покрутил в воздухе рукой, как бы выворачивая невидимую лампочку, а затем устало вздохнул и пояснил: - Не соответствует современным научным представлениям. - Причём тут научные представления?! – изумился писатель. – Это же фантастический роман. Понимаете? Фан-тас-ти-чес-кий, то есть, плод воображения. Ведь никто же не верит в существование Змея Горыныча или Бабы Яги, однако сказки с их участием до сих пор переиздают. - Так то ж сказки, - улыбнулся редактор. – Они для детишек предназначены. А ваш роман может потревожить неокрепшие умы нашей мечтательной молодёжи. - У вас просто предвзятое мнение, - хмуро возразил Ордынский. – Да и чем роман может навредить? Игнатий Порфирьевич снисходительно ухмыльнулся и шутливо погрозил собеседнику пальцем. - Ох, только не делайте вид, что не понимаете меня. Вы же, любезнейший, в своём романе так подробно и убедительно описали способ перемещения в межзвёздном пространстве при помощи психокинетической энергии, что кто-нибудь может поверить и попытаться это сделать. И что тогда получится? - Да ничего не получится, - с горячностью возразил Ордынский. – Вот вы же не верите, и никто не поверит, потому что это фантастика. - Безусловно, однако, у вас этот псевдонаучный способ описан в таких подробностях и так убедительно, что кто-нибудь всё же может рискнуть и попробовать. - Ну и пусть пробует. Ведь ничего же не получится. - А вот тут вы, молодой человек, заблуждаетесь. Улыбка сползла с лица редактора. Он сдвинул брови и строго произнёс: - Отрицательный результат, то есть, неосуществление мечты может негативно повлиять на неокрепшую психику молодого организма и вызвать душевное расстройство. Таким образом, получается, что ваш фантастический роман вреден для здоровья. А я, как редактор не могу допустить, чтобы наше солидное издательство послужило объектом для обвинений в предумышленном распространении информации, способной повредить людям. Глеб Ордынский с изумлением глядел на редактора и не мог произнести ни слова в своё оправдание. Столь бюрократической отговорки напечатать плод его кропотливого многомесячного труда даже и вообразить было трудно. И ведь как хитро всё было подведено… - Так что же теперь получается, что вы отказываетесь печатать мой роман? – задал писатель прямой вопрос. - Мне, что, в другое издательство обращаться? Редактор в притворном отчаянии всплеснул ладонями и, откинувшись на спинку стула, огорчённо воскликнул: - Ни в коем случае! Вы, молодой человек, совершенно неверно истолковали мои слова… - Но вы же сами сказали, что не можете допустить… - Я же говорил всего лишь о небольших нюансах, - торопливо уточнил Игнатий Порфирьевич. – Роман в целом великолепен, и мы готовы его издать, но… нужно совсем чуть-чуть подправить. Во избежание всяких кривотолков уберите из текста детальное описание способа перемещения в межзвёздном пространстве – всё остальное нас вполне устраивает. Глеб Ордынский кисло улыбнулся, в душе уже смирившись с проигрышем, но из принципа поинтересовался: - Кого это вас? Взгляд Игнатия Порфирьевича слегка заледенел, и он ответил твёрдым голосом, не терпящим возражений: - Нас – это редакционную коллегию издательства. И уж поверьте мне, куда бы вы ни обратились, я практически уверен, везде вас ожидает примерно такой же ответ. - Понятно. Ну что ж, прислушаюсь к вашему мнению. Хоть я и не со всем согласен, и мне, как автору, больно, всё же переработаю некоторые моменты в романе… - Вот и прекрасно, - оживился редактор и расплылся в доброжелательной улыбке. – Как только всё исправите, милости прошу на подписание издательского договора. Игнатий Порфирьевич вышел из-за стола, провёл посетителя до двери кабинета и, пожелав ему успехов в творчестве и личной жизни, вернулся на место. Как только за Ордынским закрылась дверь, душевная улыбка сползла с лица редактора. Он озабоченно потёр подбородок и задумался. "Вот уж, воистину совершенно неожиданный поворот событий, - размышлял Игнатий Порфирьевич. – Кто бы мог подумать, что простому писателю придёт в голову идея осуществления межзвёздных путешествий. И ведь в каком виде?! Абсолютно точно изложена инструкция и последовательность действий… словно Ордынский сам совершил это величайшее открытие всех времён и цивилизаций, снявшее барьеры времени и расстояний. Теперь практически каждый обитатель галактики мог спокойно отправиться путешествовать в любой уголок Вселенной. Но только не земляне. Их цивилизация слишком молода. Они пока ещё не были готовы принять могущественные знания межгалактического содружества. К тому же эта их врождённая агрессивность, воинственность… нет, пока рановато. Пусть некоторое время ещё поживут в слепой уверенности, что они единственны и уникальны во Вселенной. Хотя, эти земляне такие настырные и у них к тому же феноменальное эвристическое мышление… скоро они обязательно докопаются до истины. А мы не сможем долго сдерживать их экспансию. Хорошо ещё, что этот землянин пришёл со своим романом ко мне… да, нужно срочно доложить на Силлурион. Совет по надзору за развивающимися цивилизациями должен знать о надвигающейся опасности..." Игнатий Порфирьевич на самом деле уже много лет являлся одним из тайных резидентов межзвёздного содружества Силлуриона на Земле. Занимая пост литературного редактора "Сириуса", специализирующегося на издательстве научно-фантастической литературы, он имел возможность отслеживать смелые идеи молодых авторов. Если возникала необходимость, то Игнатий Порфирьевич умело переключал таких авторов на другие идеи, не грозящие грандиозным прорывом в техническом развитии человечества. Приняв решение, редактор подошёл к двери и выглянул в коридор. Там никого не было. Тогда он закрыл дверь на ключ изнутри, сосредоточился и… исчез. Тем временем Глеб Ордынский, медленно спускался по лестнице. По какой-то необъяснимой причине он не любил лифты и старался ими не пользоваться без особой нужды. "Вот ведь незадача, какая, - огорчённо размышлял он. – Какой-то невзрачный лысоватый человечек, который, наверное, за всю свою жизнь не написал даже и мало-мальски приличного рассказа, решает судьбу романа. Да и не в романе дело-то, а в том, что он, сам того не зная, решает судьбу всего человечества, отвергая величайшее открытие! Всему виной предвзятое мнение землян о том, что перемещение в пространстве возможно лишь при помощи технических средств. Земная цивилизация, к сожалению, пошла технократическим путём, хотя в далёкие средние века были неосознанные попытки отдельных людей проникнуть в психокинетику. Однако тогда таких называли колдунами и ведьмами. По варварскому обычаю их даже сжигали на кострах для устрашения других. В обход договорённости с другими расами содружества Ласторианский демократический союз принял решение тайно подарить жителям Земли знание о межзвёздных путешествиях, чтобы ещё одна молодая цивилизация вступила в межгалактическое содружество. Это нужно было представить так, словно земляне сами случайно совершили открытие. Для этой цели был написан роман, в который умело внесли подробное описание процесса психокинетической телепортации. Но всего лишь один землянин-чиновник из-за своей тупости и чиновничьего крючкотворства лишал человечество такого шанса! Нет, правы были некоторые его друзья из отдела внешней косморазведки, которые говорили, что землян ещё рано принимать в содружество. Пока они не избавятся от бюрократии, путь к звёздам им закрыт…" Глеб Ордынский, он же оперативник косморазведки Ласторианского союза, спустился до первого этажа и направился к выходу. Настроение было испорчено. Вернувшись в свою квартиру, он намеревался составить подробный отчёт о провалившейся миссии и подать ходатайство с просьбой о переводе его на какую-нибудь другую планету, где не было бы такого засилья бюрократизма. За потёртой стойкой у пропускной вертушки стоял старенький вахтёр в форменной тёмно-синей куртке и такой же фуражке с зелёным околышем. Опираясь локтями на столешницу, Иван Кузьмич строго смотрел на посетителей, всем своим видом являя образец неприступной и неподкупной службы. Казалось, сейчас он откроет рот и грозно произнесёт: "Пущать не велено!" Проходя мимо вахтёра, Ордынский машинально кивнул ему и подумал: "Вот ради таких мы и стараемся, а они об этом даже не подозревают. Впрочем, возможно, им всё это и не нужно…" Он вышел на залитую солнечным светом шумную улицу, оставив за спиной несбывшиеся надежды. Иван Кузьмич посмотрел вслед писателю, беззлобно усмехнулся в пушистые седые усы и проворчал: - Ходют тут всякие инкогнито, словно заняться им нечем. За всеми и уследить-то трудно… Вахтёр окинул взглядом пустое фойе, затем изобразил на лице сонное выражение и осторожно приоткрыл "третий глаз". Тело Кузьмича продолжало жить своей жизнью – со стороны могло показаться, что старенький вахтёр задремал. Но его астральная сущность в этот момент устремилась сквозь распахнувшиеся врата мироздания на совет волхвов – хранителей земного мира. Пришло время решать, что делать с ретивыми пришельцам, которые в последнее время чересчур активизировались. Они почему-то вообразили, что человечество нуждается в их опеке. Что ж, из этого следовало извлечь пользу для Земли…
Нынешний вечер выдался совсем уж тоскливым. Несмотря на то, что был конец лета, погода стояла, почти как в середине осени. Промозглый плотный туман лениво стелился над землей, практически скрывая от глаз мокрую брусчатку тротуара. На уровне груди он несколько истончался, позволяя разглядеть бледный свет уличных фонарей. Звуки вечерней улицы доносились глухо, словно сквозь вату. Сыро и зябко. В такую пору лучше всего сидеть в мягком кресле перед телевизором или в очередной раз перечитывать любимую книгу, наслаждаясь утонченной словесной вязью хорошего автора. Однако сегодня Вадима почему-то потянуло на улицу. Неустроенность в личной жизни и накопившиеся на работе проблемы искали выхода, и вечерняя прогулка была лучшим решением. Как хорошо неспеша мерить шагами тротуар и ни о чем не думать. Вернее, мысли какие-то все равно крутились в голове, но он старался не обращать на них никакого внимания, словно эти мысли существовали сами по себе. Вадиму нравилось иногда вечерком прогуляться по этой улице. Здесь был широкий тротуар, идущий вдоль аккуратного забора, опоясывающего последний островок частных домов, со всех сторон окруженный многоквартирными высотками. На этих железобетонных утесах постоянно мерцали призывные огни каких-то реклам, назойливо бубнила монотонная музыка. По проезжей части туда-сюда сновали многочисленные автомобили. Одним словом – сплошная суета. И только здесь, на островке каким-то образом всегда сохранялся покой и уют. Но сегодня за забором сквозь туманную стену неприветливо проступали темные силуэты нахохлившихся домов. Казалось, они провожали его осуждающими взглядами, не понимая, как можно гулять в такую погоду, вместо того, чтобы проводить время в теплой и уютной квартире. Неожиданно где-то слева, совсем рядом в тумане сердито взрыкнул двигатель автомобиля, и Вадим непроизвольно отступил вправо – подальше от кромки тротуара. Всего лишь несколько шагов, но он каким-то образом оказался в переулке. В первый момент Вадим даже не сообразил, что его так удивило, но затем понял. Здесь не было тумана – он остался за спиной. А впереди, подсвеченный несколькими фонарями, открылся небольшой уютный переулок. Тут было тихо. С левой стороны мягко сияла неоновая вывеска бара со странным названием "Нигде". Из приоткрытого окна доносились обволакивающие звуки тягучего медленного блюза. На противоположной стороне находилось несколько двухэтажных домов, в которых кое-где светились окна. В конце переулка возвышалось огромное дерево с раскидистой кроной, под которым располагались столики, окруженные удобными, судя по их виду, деревянными стульями. Людей нигде не было видно. Вадим резко обернулся назад. Туман был всего лишь на расстоянии вытянутой руки. Достаточно протянуть ее, и можно было дотронуться. Он не удержался и проверил – кончики пальцев явно ощутили влажную прохладу. Каким образом туман не проникал дальше, было непостижимо. Казалось, что какая-то невидимая стена отгородила этот переулок от всего остального мира. Вадим встряхнул головой, словно пытаясь отогнать наваждение. Ведь здесь никогда прежде не было никакого переулка! Наверное, тысячу раз он ходил этим маршрутом и совершенно точно знал, что его не может быть. Однако же, вот – переулок был… Что-то внутри мгновенно насторожилось. Это было какое-то слегка пугающее наваждение. Захотелось попятиться назад, вернуться в привычный мир, но в этот момент справа отворилась дверь двухэтажного дома, и миловидная девушка спустилась по ступеням. Глянув на Вадима, она мягко улыбнулась, неспеша пересекла переулок и вошла в бар. Вадим замер в стойке охотничьей собаки, почуявшей неизвестный запах, и мгновенно позабыл о том, что всего мгновение назад собирался уйти отсюда. В облике незнакомки было нечто притягательное и чарующее настолько, что Вадим как-то напрочь потерял интерес к возникновению из ниоткуда загадочного переулка. Отринув сомнения, он тоже направился к бару. Когда Вадим входил внутрь, над его головой мягко звякнул хрустальный колокольчик. Звук был тихим, словно шепот весеннего ветерка. Все присутствующие устремили взоры в сторону вошедшего. Собственно говоря, в баре не было многолюдно. В левом углу за столиком на двоих расположился сухонький седовласый старичок. Напротив него сидела пожилая женщина, довольно-таки хорошо сохранившаяся и симпатичная для своих лет. В правом углу за столиком изнывала от одиночества дородная холеная блондинка средних лет. Перед ней стояла чашечка кофе и пузатый бокал с остатками коньяка на донышке. В её левой руке тонкая сигарета исходила дымными вензелями, сквозь которые блондинка с любопытством разглядывала Вадима. За стойкой бармен колдовал над коктейлем. Глянув на нового посетителя, он приветливо улыбнулся и приглашающе наклонил голову в сторону высоких барных стульев. И лишь сидящая перед стойкой девушка с каштановыми волосами не оглянулась на вошедшего, что-то негромко рассказывая бармену. Но Вадим поймал в зеркале за спиной хозяина заведения ее внимательный взгляд. Он подошел к стойке и негромко произнес: - Добрый вечер… - И вам всех благ! – откликнулся бармен. – Желаете что-нибудь? Незнакомка слегка повернула голову в сторону Вадима и молча кивнула. Ему показалось, что в самых уголках ее губ затаилась легкая улыбка, вернее – тень легкой улыбки. - Мне бы зеленого чаю, если можно… - Один момент! Присаживайтесь… Вадим устроился на соседнем стуле рядом с незнакомкой и добавил: - Пожалуй, я не отказался бы и от бокала хорошего сухого вина. - Красное? Белое? – уточнил бармен. - Красное… - Попробуйте "Мерло"… - подала голос незнакомка. – Согласна, несколько тривиально, но это вино здесь и в самом деле весьма приличное… - Благодарю. Не возражаете, если я закажу и для вас? Она мягко улыбнулась и слегка кивнула в знак согласия. Бармен тотчас поставил на стойку два искрящихся от чистоты бокала, ловко наполнил их и занялся приготовлением чая. Вадим поднял свой бокал, поглядел на просвет с видом знатока, хотя, по правде сказать, в винах он особо никогда не разбирался, и отпил глоток. Вино оказалось слегка терпковатым, но приятным, и Вадим с удивлением ощутил, как оно, практически мгновенно, пробежало по телу бодрящей волной. Что-то произошло со зрением: ему показалось, что границы внутреннего пространства бара раздвинулись и ушли куда-то в полумрак. На свету, словно на сцене, оказались он, она и бармен. Незнакомка пригубила из своего бокала. Ее ресницы едва уловимо дрогнули, и на губах заиграла легкая улыбка. Она посмотрела Вадиму прямо в глаза и поинтересовалась: - Похоже, вы здесь впервые? - Совершенно верно… честно говоря, до сегодняшнего вечера я даже и не подозревал о существовании этого бара. Кажется, сотню раз проходил мимо переулка, но никогда раньше не замечал, словно его и не было… Вадим повертел в руке тонкий пластиковый кружок подставки под бокал, на которой витиеватыми буквами было написано название заведения, затем посмотрел на бармена и неуверенно спросил: - А почему, позвольте узнать, ваш бар называется "Нигде"? Что за странное название? - Неужели название "Здесь" чем-нибудь лучше? – последовал ответ вопросом на вопрос. - Ну, я не знаю… просто несколько необычное… - А мне нравится, - вступила в беседу незнакомка. – Есть в этом названии что-то загадочное, интригующее… нечто, разрушающее серую обыденность будней, простор для полёта фантазии… Незаметно для себя она увлеклась рассуждениями, и Вадим с удивлением смотрел на её лицо, которое, казалось, менялось на глазах. На щёках незнакомки проступил лёгкий румянец, глаза заискрились таким мечтательным лучезарным светом, что на сердце стало тепло и уютно. Куда-то далеко ушли волнения по поводу предстоящего нагоняя от шефа за срыв графика разработки новой программы. Даже тоска одиночества – постоянная спутница последних лет, отодвинулась куда-то в сторону, ослабив свои холодные объятия. Будто зачарованный, Вадим протянул руку и прикоснулся к ладони девушки. И, странное дело, она не отстранилась, а продолжала говорить так, словно ничего особенного не произошло, словно они знакомы уже много лет. Мягкий блюз качал их на своих волнах, унося в какие-то неизведанные, но прекрасные дали. - Как тебя зовут? – неожиданно спросила она, незаметно перейдя на "ты". - Вадим. А тебя? - Нина… - Вот и познакомились. Мне очень приятно, в самом деле! - Мне тоже. А чем ты занимаешься там, - она взмахнула рукой в неопределённом направлении. – В повседневной жизни? Вадим несколько смущённо пожал плечами: - Да, в общем-то, ничем особенным… пишу программы для компьютера. - Это, наверное, очень интересно? Нина приготовилась внимательно слушать, и Вадим почувствовал себя виноватым, словно лишал ребёнка чудесной сказки. - Да ничего интересного, - он виновато развёл руками. – Рутинная работа: цифры, графики, скрипты всякие, коды, приложения… одним словом – скукотища. А чем занимаешься ты? - Ну… если можно так выразиться, тоже пишу. - В каком смысле? Программы пишешь или романы, стихи? Собеседница усмехнулась уголком губ. - Да нет, всё гораздо проще – я пишу картины… - Так ты художник? Вот здорово! Я, признаться честно, совсем не умею рисовать, но зато очень люблю рассматривать хорошие картины. Нина слегка смутилась и протестующе взмахнула рукой. - Вообще-то я промышленный дизайнер, но в свободное от работы время беру акварельные краски и начинаю что-то придумывать… например, вот это место, где мы с тобой сидим… От её слов Вадиму сначала стало смешно, затем он насторожился. А девушка продолжала: - Наверное, ты удивишься, но… я и тебя придумала. Мне было так одиноко, и я постоянно фантазировала. Я рисовала и представляла тебя в своих мечтах, надеясь однажды встретить… да, именно тебя! - Но ведь мы с тобой никогда прежде не встречались, - осторожно возразил Вадим. – Может быть, всё это тебе только показалось? Он беспомощно оглянулся по сторонам, словно ища поддержки у посетителей, но никто из них даже не смотрел в сторону стойки бара. Лишь хозяин заведения, ловко полируя очередной бокал, заговорщически подмигнул Вадиму. - Всё в этой жизни относительно, - изрёк он. - Что вы хотите этим сказать? – удивился Вадим. - Ничего особенного. Просто между реальностью и мечтой такая тонкая грань, что иногда её можно и не заметить… - Вы это серьёзно? Но бармен в ответ лишь пожал плечами и поставил на стойку чашку с зелёным чаем. - Может быть, и в самом деле – я всего лишь сплю, и мне всё это только снится, - тихо сказала Нина. – А когда проснусь, ничего не будет, как не было и до этого… - В какой-то мере это зависит от вас, - усмехнулся бармен. – Говорят же: человек творец своего счастья! Вадим ощутил, как в нём зарождается смутное беспокойство. Всё это было как-то не так… не реально. Этот странный бар и его хозяин, посетители… вот только Нина… У него возникло ощущение, что она именно та женщина, которой ему не хватало, которую он не мог встретить всю свою сознательную жизнь. Но её слова смутили Вадима, заставив засомневаться в здравости её рассудка. На душе стало тоскливо. - Послушай, Нина, - он несколько замялся, подыскивая слова. – Мне было очень приятно познакомиться с тобой… но, к сожалению, у меня сегодня есть ещё неотложные дела… мне нужно идти. Он обернулся к бармену, внимательно прислушивающемуся к разговору, и спросил: - Сколько с меня? - Нисколько, - ответил тот. – Сегодня особый вечер: всё за счёт заведения… - Ну что ж, тогда до встречи! Вадим встал, собираясь направиться к двери, но Нина взяла его за руку и тихим голосом попросила: - Не уходи… останься со мной, пожалуйста! - Я бы хотел, но сегодня не могу… Вадим мягко высвободил руку и произнёс утешительную фразу: - Встретимся в следующий раз. - Нет, если ты сейчас уйдёшь, то уже никогда сюда не вернёшься! - Вернусь. Вадим решительно направился к выходу. Уже на пороге он оглянулся и поднял руку в прощальном жесте. Посетители бара и сам хозяин почему-то смотрели ему вслед с сочувствием – во всяком случае, так ему показалось. А Нина сидела за стойкой, закрыв лицо ладонями. В переулке было тихо, только мягко звучал блюз, доносясь из приоткрытого окна бара. Сдерживая себя, чтобы не оглядываться, Вадим быстро дошёл до стены тумана и шагнул на улицу. Здесь всё было, как прежде: глуховато ворчали проезжающие машины, мигали сквозь туман разноцветные огни реклам на противоположной стороне. Казалось, прошло всего лишь несколько минут с тех пор, как он побывал в переулке. Вадим обернулся – перед ним был забор, за которым темнел одноэтажный дом. Переулок исчез! Его не было ни правее, ни левее. Его просто не было вообще, словно он никогда и не существовал! - Ерунда какая-то, - пробормотал Вадим. – Неужели мне это привиделось?! Он озабоченно потер лоб, вернее, хотел потереть, но обнаружил зажатый в руке пластиковый кружок подставки под бокал с названием бара. Вадим растерянно потоптался возле влажного забора, даже попытался заглянуть за него, встав на цыпочки. Но ничего, кроме нахохлившегося в тумане дома, не увидел. Постояв какое-то время перед забором, Вадим засунул пластиковый кружок в карман и, ссутулившись, побрёл домой. С тех пор в поисках исчезнувшего переулка он каждый вечер бродил вдоль забора, заглядывая за него и прислушиваясь. Иногда ему чудилось, что он слышит слабые звуки того самого блюза, который звучал в баре. А может быть, ему всего лишь казалось. Вадим вспоминал Нину и проклинал себя за трусость, за неверие в чудо, втайне моля о возможности вновь увидеть её. * * * Как-то незаметно осень сошла на нет. Первого декабря закружился чистый пушистый снег, заботливо укутывая белым покрывалом город. Придя на работу, Вадим обратил внимание на суетливую метушню в отделе. Ребята чему-то глупо улыбались, постоянно поправляя галстуки и приглаживая ладонями пряди волос. - Что сегодня происходит? – поинтересовался недоумевающий Вадим. - А ты что, не знаешь?! – изумился его сосед Сергей. – У нас новый сотрудник появился. И весьма симпатичный! - О ком ты говоришь? - Да о новом дизайнере – вон, кстати, она идёт… Вадим ощутил, как его сердце судорожно дёрнулось и повисло на тонкой ниточке. Он медленно обернулся. По проходу между столами лёгкой походкой шла улыбающаяся Нина…
От аллеи отделилась узкая едва приметная тропинка и змейкой скользнула за высокий пышно разросшийся куст старой сирени. Виталий замедлил шаг и остановился, с лёгким недоумением глядя на эту, невесть откуда взявшуюся дорожку. Выглядела она давно протоптанной, однако же, прежде её никогда здесь не было – это совершенно точно, потому что он гулял одним и тем же маршрутом изо дня в день уже не первый год. Виталий знал наперечёт все скамейки, кусты, пеньки и камешки в небольшом городском парке. Наверное, если бы напрячься, то смог бы даже высчитать по памяти количество тротуарной плитки, которой была вымощена сама аллея. Получаса вполне хватало, чтобы неспеша обойти всю территорию. Но сейчас он стоял и глядел на хорошо утоптанную узкую дорожку, которой вчера ещё не было. Собственно говоря, тропинка и тропинка – что в ней особенного? Но она вела в никуда, потому что там, метрах в пятнадцати была высокая ограда, опоясывающая весь парк, между прутьями которой мог протиснуться ну разве что какой-нибудь кот, да и то весьма тощий. Пока Виталий рассуждал, из-за куста высунулась рыжая остроносая мордашка. Настороженно принюхиваясь, зверёк повернул голову и встретился взглядом с человеком. На мгновение оба замерли от неожиданности, а затем обитатель чащобы быстро юркнул обратно. - Откуда лисица могла взяться почти в центре города? – вслух растерянно пробормотал Виталий. - Что вы говорите? – переспросил его старичок, проходивший мимо. Он остановился с явной готовностью поболтать о чём угодно и выжидательно уставился на потенциального собеседника. - Там лиса… Виталий вытянул руку в направлении сиреневого куста. Старичок проследил взглядом, а затем недоверчиво покосился на незнакомца. - Откуда же здесь, в центре города может взяться лиса, молодой человек? – проворчал он. – Вам наверняка показалось. Скорее всего, это какая-нибудь рыжая кошка… - Но я же видел собственными глазами. Старичок настороженно прищурился и с подозрением принюхался. В его глазах промелькнула какая-то мыслишка, а на губах проявилась презрительная ухмылка. - А зелёных человечков случайно вы ещё не видели? – ехидно поинтересовался он и сердито добавил. – Нанюхаются всякой дряни, а потом видения их посещают… Потеряв интерес к собеседнику, старый ворчун направился дальше, провожаемый растерянным взглядом. Виталий недоумённо пожал плечами и, подняв руки, понюхал ладони. Всё оказалось очень просто: от левого рукава шёл запах растворителя, которым он недавно отмывал пятно художественной краски. Очевидно, старичок принял встречного за наркомана "ацетонщика". В этот момент за кустом что-то хрустнуло, и между веток мелькнуло рыжее пятно. Повинуясь взыгравшему любопытству, Виталий сошёл с аллеи и направился по тропинке к зарослям сирени, не обращая внимания на осуждающие взгляды редких прохожих. Подойдя ближе, он осторожно заглянул за куст. Тропинка вильнула в сторону и спряталась за старым орехом. Опять что-то рыжее мелькнуло впереди. "Ну, погоди, - подумал Виталий. – Я тебя всё равно выслежу…" В нём пробудился охотничий азарт. Став на цыпочки, осторожно подкрался к ореху и резко заглянул за него. Там никого не было. Вернее, не было лисицы, зато он увидел нечто такое, от чего даже рот приоткрыл. Сразу за орехом от его корней тропинка превращалась в дорожку, вымощенную старым красным кирпичом, поросшим мохом. Она вела прямиком к небольшому мостику, перекинутому на другой берег весело журчащего ручья. Виталий несколько раз моргнул, не веря собственным глазам, но ручей с мостиком не исчез. За ним мощёная дорожка плавно заворачивала влево за невысокий холмик, поросший пышным лилово-розовым ковром цветущего вереска. Вправо зелёными островками, пробитыми желтизной первых осенних листьев, уходил орешник, над которым, словно исполинский утёс, возвышался старый дуб. Своей могучей кроной он уходил далеко ввысь. А прямо начинался густой ельник. Ничего подобного здесь не могло быть. Виталий невольно зажмурился и помотал головой, а затем снова открыл глаза. Видение не исчезло. Он неуверенно отступил на шаг, и тотчас мостик с ручьём, а за ним и весь невероятный пейзаж подёрнулся лёгкой дымкой. Оглянувшись назад, Виталий увидел сиреневый куст на своём месте. Из-за него доносились голоса детей, резвящихся на игровой площадке. Но звучали они слегка приглушённо, словно сквозь вату. Осторожно отступил ещё на шаг – голоса зазвучали чётче и ближе, но зато загадочное видение мостика и ручья стало размытым и задрожало, словно собираясь исчезнуть. Виталий торопливо шагнул вперёд – видение стало резче. - Ну и дела, - пробормотал он. – Это что, скрытая камера или ещё какой-то розыгрыш? На месте ручья должна была находиться кованая ограда из прутьев, а за ней широкий тротуар, отделяющий серой асфальтовой полосой городской парк от проспекта. Но ничего этого в упор не наблюдалось. Словно завороженный, Виталий двинулся вперёд, отдавшись на волю чувств, которые вкрадчиво нашёптывали о том, что впереди его ждёт что-то невероятное и прекрасное. Ступив на мостик, он замер на мгновение, оглянулся назад, словно прощаясь, а затем нетерпеливо перебежал на другой берег и решительно зашагал в направлении манящего неведомого. Он был художником. Знакомые говорили, что очень даже хорошим, но и только. Его картины не покупали. Потенциальных клиентов с тугими кошельками интересовали только лишь портреты собственных персон – тут они не скупились. А ещё готовы были платить за знаменитое имя – для них даже не было важно, что именно изображено на холсте. Поскольку такого имени у Виталия не было, а портреты он не писал из принципа, то и никакого интереса к нему толстосумы не испытывали. Зато пейзажи, натюрморты и цветы он писал, вкладывая в полотна всю душу без остатка. Обычные люди, которым удавалось увидеть эти работы, восхищались, хотя и не имели возможность их приобрести. Если Виталий замечал искренность в их глазах, то просто дарил картины от чистого сердца. За это его потом "пилила" жена, упрекая отсутствием предпринимательской жилки и сетуя на загубленную по его вине собственную молодость. Обычно в такие минуты он старался улизнуть из квартиры и побродить где-нибудь в тишине и, желательно, в одиночестве. Поэтому небольшой городской парк был его самым любимым местом. Словом, жизнь не удалась. Даже близких друзей у Виталия не было. Увлечённо занимаясь живописью, он постоянно пропускал вечеринки, на которые поначалу его приглашали сокурсники по художественной академии, не ходил с ними в походы и на танцы. Лишь один раз, уже после окончания академии он попал на день рождения к знакомым и там, неожиданно для самого себя, выпил лишнего. Дальше всё было смутно, как в тумане – в результате через некоторое время Виталий оказался женат на Светлане. Вот так вышло, что на рубеже тридцати лет художник был фактически одинок и ничего не нажил, не считая благодарности владельцев раздаренных картин. Часто, гуляя в парке, он рисовал в своём воображении чудесную уютную долину, находящуюся где-то в безвременье. Там не нужно было никуда спешить, что-то кому-то доказывать, пробиваться к "кормушке", распихивая всех локтями. Там не было лживых политиков с их никогда не сбывающимися обещаниями, не было богатых, бедных и обездоленных. Одним словом – это была его личная утопия. Но, странное дело, возвратившись домой, он никогда не мог изобразить на холсте то, что так ярко представлял в своём воображении. Это относилось лишь к видению дивной долины – всё остальное у Виталия получалось превосходно. Кирпичная дорожка плавно обегала холм, покрытый цветущим вереском, над которым стоял неумолчный гул пчёл. Они взимали последнюю осеннюю дань с мельчайших цветов-медоносов. Любуясь игрой цветовых оттенков от белоснежного до тёмно-красного, Виталий обогнул возвышенность и увидел впереди пологий спуск в уютную долину. Она была замкнута кольцом пологих холмов, поросших разнообразными пышными деревьями, уже слегка тронутыми первой желтизной и лёгким багрянцем ранней осени. На мгновение приостановившись, словно не веря собственным глазам, художник впился взглядом в открывшийся вид. Да, это была именно та самая долина, которую так часто рисовало его воображение. Недоверчиво оглянувшись по сторонам, он двинулся вперёд. Незаметно кирпичная дорожка расширилась и превратилась в дорогу, вымощенную каменными плитами различной формы, но при этом хорошо подогнанными друг к другу. Дорога уверенно устремилась к небольшому посёлку, расположившемуся у подножия одинокой скалы, возвышавшейся посреди долины, словно страж. За ней поблёскивала зеркальная поверхность озера. Издалека были видны тропы, ведущие от селения в самых разнообразных направлениях. Виталий шагал и вдыхал полной грудью пьянящий чистый воздух. Он не видел ни одного автомобиля, да и, как ему показалось, присутствие любой техники здесь было бы кощунством. Наверное, жители посёлка вообще ею не пользовались, хотя в современном мире без неё нигде не обходились. "А при чём здесь современный мир, - сам себе мысленно возразил художник. – Это место вообще нереально и почему-то мне кажется, не имеет к нему никакого отношения…" Он подошёл уже к самой околице посёлка, в который дорога вливалась прямой улицей. У крайнего дома, расположенного посреди сада из раскидистых низкорослых деревьев, возле ульев что-то делал совсем седой, но ещё довольно крепкий на вид старик. Завидев приближающегося путника, он выпрямился и, вытерев лоб рукавом просторной рубахи, приветливо улыбнулся. - День добрый, - первым поздоровался Виталий. - Добро пожаловать, - откликнулся хозяин. – Ноги не устали с дороги? - Нет, я даже и не заметил, как сюда добрался… Виталий огляделся по сторонам и неуверенно добавил: - Честно говоря, даже не понимаю, где я оказался и каким образом? Приглашающе указав на калитку чуть дальше по улице, старик предложил: - Заходи, Виталий Степаныч, гостем будешь. Художник направился, было, к калитке, но остановился, как вкопанный. Резко обернувшись, он изумлённо уставился на незнакомца. - Откуда вы меня знаете? Что-то я вас не припоминаю… - Ну, так ведь трудновато вспомнить того, кого ни разу не видел, - усмехнулся старик. – Ты заходи во двор, побеседуем. Виталий подчинился. Хоть незнакомец и обращался к нему на "ты", но в его голосе не чувствовалось превосходства или заносчивости. Это звучало так, как если бы разговаривал дядя с племянником. Пройдя вдоль забора, Виталий отворил калитку и вошёл во двор. Рядом с дорожкой, ведущей к дому, под большим раскидистым орехом стоял дощатый стол и скамья со спинкой. Из-под неё резво выскочил рыжий лопоухий щенок. Подбежав к художнику, он весело тявкнул и, недолго думая, вцепился зубами в штанину. Видно было, что делает это он не со зла, а просто ради забавы. - Трезор, ну-ка отстань немедля! Хозяин поспешил на помощь. Присев на корточки он отцепил щенка от штанины, поставил его на землю и ласковым шлепком направил в сторону скамейки. Отбежав на несколько шагов, Трезор остановился и задорно вильнул хвостиком. Но его внимание отвлекла пролетавшая мимо бабочка, и он тут же заковылял следом за ней. - Совсем ещё несмышлёныш, - улыбнулся хозяин, как бы оправдываясь. – Всего-то полтора месяца ему. - Судя по хватке, хороший сторож будет, - ответил Виталий. - Да у нас тут и сторожить-то не от кого, - отмахнулся старик. – Ты присаживайся, в ногах правды нет. Может, молочка с мёдом? - Спасибо, лучше потом… я сейчас в растерянности, не знаю, что и думать… Виталий шагнул к скамейке и, опустившись на неё, с надеждой поглядел на старика. - Где я? - Это долго объяснять, но поверь – место хорошее, сам убедишься. А не понравится, что ж… уйти всегда можно. Художник неуверенно пожал плечами и поинтересовался: - Как вас зовут? - Вообще-то Филимон Гордеевич, хотя все меня попросту кличут дед Филя… - А фамилия? Виталий подумал, что, может быть, фамилия напомнит ему о чём-то, что он позабыл. Но старик только рукой махнул. - Нет у меня фамилии. - То есть, как? – изумился художник. – У всех есть. - А у меня нету, да и не было никогда. Она мне ни к чему. Ну, это ты чуток погодя поймёшь… Виталий открыл, было, рот, собираясь что-то сказать, но дед Филя решительно остановил его: - Вижу, у тебя вопросов полон рот. Но пока моего медку не отведаешь с молочком, больше ничего не скажу. Посиди чуток, я сейчас принесу… Старик направился к дому, а Виталий от нечего делать откинулся на спинку скамейки и принялся осматриваться по сторонам. День был тёплым, безветренным. Солнце сияло ярко. Но орех своей тенью бережно накрывал гостя. Щенок весело носился по двору за бабочкой, которая, словно поддразнивая его, порхала над самой землёй и каждый раз ускользала от шалуна в самый последний момент. В саду возле ульев озабоченно гудели пчёлы, а с улицы доносилось жизнерадостное чириканье воробьёв, купающихся в пыли. Где-то вдалеке хрипло прогорланил петух – ему тут же ответил другой. Виталию показалось, что он различил голоса людей, о чём-то переговаривающихся дальше по улице. Он прислушался, но в этот момент прямо над ним раздалось хлопанье крыльев и громкое карканье. От неожиданности Виталий вздрогнул и вскочил, задрав голову. На толстой ореховой ветке, низко нависающей над скамейкой, переступая с лапы на лапу, умащивался большой иссиня-чёрный ворон. Скосив голову набок, он пристально поглядел на художника, открыл большущий клюв и снова каркнул. - Кузьма, не балуй! – раздался строгий окрик. От дома возвращался Филимон Гордеевич, неся деревянный разнос, накрытый белым полотенцем. Опустив его на стол, старик погрозил пальцем ворону, который тотчас отвернул голову в сторону, словно он здесь был ни при чём. - Не обращай на него внимания, - обратился дед к Виталию. – Кузя у нас дружелюбный, только на новичков любит страху нагнать для порядку. Ты ещё с ним подружишься… а теперь мой руки и к столу. Рукомойник и полотенце вон там… Старик указал в сторону дощатой выгородки в углу двора. Виталий беспрекословно отправился в указанном направлении. Здесь обнаружился старенький умывальник, мыло на полочке, полотенце и треснувшее зеркальце, закреплённое на стенке выгородки. Вымыв руки и ополоснув лицо, Виталий вытерся и заглянул в зеркало, встретившись взглядом с собственным растерянным отражением. Зашелестели крылья, и на выгородку опустился Кузьма, с любопытством наблюдая за человеком. Не удержавшись, Виталий подмигнул ему. Ворон удивлённо моргнул, издав какой-то неопределённый звук, а затем снова перелетел на ветку ореха, опередив художника. - Ну вот, признал он тебя, значит, больше кричать не будет, - удовлетворённо произнёс дед Филя. Он снял полотенце и указал на угощение. На столе стояла большая чашка, стеклянная банка молока, керамический горшочек с мёдом, узкая деревянная ложка и четверть пышного белого каравая. Виталий почувствовал аромат свежего хлеба и неожиданно ощутил, что проголодался. Он сел на скамью и потянулся к хлебу. - Давай, не робей, - подбодрил его старик, наливая молоко в чашку. – Ты у себя там такого настоящего и не пробовал, поди… Виталий отпил несколько глотков молока и, полив кусок хлеба мёдом, с наслаждением откусил. Одобрительно кивнув, старик отломил от каравая небольшой кусочек и протянул его на ладони ворону. Кузя вытянул шею и с удовольствием цапнул хлеб. Запрокинув голову, он в несколько приёмов проглотил его и с надеждой посмотрел на Филимона Гордеевича. Но тот твёрдо произнёс: - Хватит пока, а то разжиреешь и летать не сможешь… Ворон обиженно каркнул и, снявшись с ветки, полетел вдоль улицы. Виталий проводил его взглядом, затем вопросительно посмотрел на старика, не зная, с чего начать. Но тот сам опередил его. - Вижу, невтерпёж тебе. Ну, так ладно, ты жуй да слушай... Дед Филя на минуту замолк, словно собираясь с мыслями, а затем начал рассказывать. И чем дольше он говорил, тем больше изумлялся Виталий. Он даже и про молоко с мёдом забыл, хотя, признаться, очень любил и то, и другое. - Стало быть, долина эта необычная, можно сказать зачарованная, - рассказывал старик. – Только создана она не какими-нибудь чародеями-кудесниками, а людьми… вот такими же, как и ты. Но она не рукотворная, а созданная силой мысли. Сюда так просто не попадёшь, и не каждому открывается заветная тропка. Да ещё и не каждый осмелится по этой тропе пройти… - Я не понимаю, - не удержался Виталий. – Это какое-то другое измерение? - Какое-такое измерение?! – нахмурился старик. – Я ж говорю: силой людского воображения создана эта долина. - Всё равно, ничего не понимаю. То ли я сплю, то ли с ума схожу помаленьку… силой воображения ничего создать невозможно, разве что какую-нибудь иллюзорную фантазию. - Ты, Виталий Степаныч, мудрёными словами не больно-то разбрасывайся, а то ведь я и не пойму, о чём это ты. Художник взъерошил волосы на голове, словно пытаясь упорядочить мысли, а затем беспомощно развёл руками. - Да я и не умничаю. Просто хотел сказать, что того, что сейчас происходит, быть не может никак, - признался он. – Всё должно объясняться с точки зрения науки, иначе это просто сказки. Ну, вот хоть убейте меня, не верю... не знаю… Дед Филя снисходительно усмехнулся и сказал: - Ну, тогда я к пчёлам, чтоб время зря не терять, а когда определишься – верить или нет, тогда и поговорим. Он собрался уж, было, идти к ульям, но Виталий остановил его. - Филимон Гордеевич, не сердитесь на меня, - попросил он. – Я растерян и не знаю, что и думать… - Кто сказал, что я сержусь? – улыбнулся старик. – Просто не люблю время попусту тратить. А то, что ты растерялся, не удивительно. Поперву все так… - Кто все? - Постепенно разберёшься. А пока давай-ка я тебя на постой определю – не век же тебе у меня на подворье сиднем сидеть. Он снял плетёную корзинку, висевшую на обломанной ветке, сноровисто сгрузил в неё мёд, молоко и хлеб, накрыл всё это полотенцем и, приглашающе махнув рукой, направился к калитке. Виталий безропотно последовал за ним. Лопоухий щенок увязался, было, следом, но старик строго цыкнул и закрыл калитку перед самым его носом. Прямую улицу устилали ровные плиты. По бокам стояли чистые ухоженные домики. С одной стороны они были похожи друг на друга, а с другой – в каждом из них ощущалась какая-то скрытая индивидуальность. Проходя мимо одного из дворов, Виталий обратил внимание на пожилого мужчину, расположившегося в кресле-качалке под соломенным навесом. Его седые волосы были стянуты шнурком на затылке. Аккуратно стриженные усы с бородкой обрамляли плотно сжатые губы. Ритмично помахивая карандашом, словно дирижируя, он внимательно всматривался в раскрытый альбом, лежащий у него на коленях. Этот мужчина кого-то очень сильно напоминал, но Виталий никак не мог вспомнить, кого же именно. Словно почувствовав любопытствующий взгляд, седой повернул голову в сторону проходивших, чуть улыбнулся и помахал рукой. - Привет, Фил, это новичок? – слегка прищурившись, поинтересовался мужчина. - Да, только что прибыл, - откликнулся дед Филя. – А как у тебя успехи, Джонни? Заканчиваешь свою симфонию? - Вроде бы, да. - Значит, скоро отбываешь? - Похоже на то… но я к тебе забегу попрощаться. - Договорились, буду ждать. Дед Филя, взмахнул рукой и пошёл дальше. Шагая за ним, Виталий усиленно пытался вспомнить, откуда ему знакомо лицо седого. Невероятная догадка молнией сверкнула в голове. От неожиданности он даже остановился, словно налетел на препятствие. - Ты чего? – удивился старик, тоже останавливаясь. - Послушайте, а это случайно не Джон Лорд? – несмело предположил художник. - Он. Ну и что? - Но ведь… он же умер... Старик добродушно отмахнулся: - Это там. Да и то не совсем так, как ты думаешь. Идём, я тебя устрою, а там уже постепенно во всём разберёшься. - Погодите, но ведь он говорил по-русски, я же сам слышал. - А здесь все говорят по-русски. Вернее, каждый думает, что все говорят на его родном языке, а на самом деле это общий универсальный язык. Потом поймёшь… Высокий дом с большими окнами, к которому дед Филя привёл Виталия, стоял почти на другом конце улицы. Во дворе было чисто. На клумбах красовались разноцветные хризантемы, плотные желтовато-коричневые бархатцы и белые розы с бледным кремовым отливом. А возле входной двери вскипала розоватыми шапками пышная гортензия. Старик толкнул дверь и вошёл внутрь. Виталий последовал за ним. Здесь царил свет, благодаря большим окнам, выходящим на две стороны. Комната была обставлена простой, но добротной мебелью. По краям противоположной стены находились две двери. - Там спальня и ещё одна комната, - сказал дед Филя и, неожиданно подмигнув, добавил: - Думаю, она тебе понравится. - А кто хозяин этого дома? – спросил художник. - Теперь ты. Располагайся, а я вечерком к тебе заскочу. Виталий открыл, было, рот, намереваясь ещё что-то спросить, но старик уже вышел. Оставшись один, художник ещё раз оглядел комнату, удивляясь, как здесь всё хорошо устроено, словно он сам это продумал. За левой дверью, по словам Филимона Гордеевича, должна была находиться спальня – с этим было понятно. Поэтому Виталий подошёл к правой двери и с любопытством открыл её. Одного взгляда хватило, чтобы понять, что это мастерская-студия художника. У левой внутренней стены стояли несколько мольбертов разной величины и конструкции. На многочисленных полках широкого открытого шкафа выстроились баночки и тюбики с художественными красками. Керамические вазы ершились кистями всевозможных размеров. У дальней стены располагался специальный стеллаж для сушки картин, а рядом с ним множество чистых холстов на подрамниках. Правая стена, чуть наклоненная внутрь комнаты, состояла из трёх широких окон, благодаря которым студия была отлично освещена. А справа от двери у стены стоял мягкий уютный диван, на котором можно было при желании даже прилечь отдохнуть. Виталий с восторгом вертел головой по сторонам. О такой студии он мог только мечтать. Там, дома его художественная мастерская ютилась в маленькой кладовой, больше всего напоминающей колодец, с крошечным оконцем почти под самым потолком. И в этот миг он понял, что никогда не вернётся обратно к вечно недовольной жене, к серым унылым будням, к полунищему существованию и неопределённому будущему. Здесь он мог спокойно заниматься своим любимым делом. Именно здесь имелось всё, чего ему хотелось бы. - Почти всё, - пробормотал он. Втайне Виталий всегда мечтал о настоящей нежной и искренней любви. Но не сложилось. Он никого не винил, решив, что, очевидно, это судьба. Да и настоящих друзей тоже не было. Лучшими его друзьями были написанные им картины. В каждую их них художник вместе с красками вкладывал частицы своей души. Наверное, поэтому ему казалось, что картины живые и даже иногда мысленно разговаривают с ним. Повинуясь внутреннему порыву, Виталий подошёл к холстам, выбрал один из них и установил на мольберт. Усевшись перед ним на стул, он подтянул поближе столик на колёсиках, на котором лежала палитра, несколько тюбиков краски и ваза с кистями. Свинтив крышку с двух тюбиков, художник выдавил краску на палитру и начал её смешивать. Его прищуренные глаза внимательно вглядывались в девственно чистую поверхность холста, словно прозревая там будущую картину. Наконец, умиротворённо вздохнув, Виталий уверенно поднял кисть.
Время шло незаметно. Уже третья картина подсыхала на стеллаже, а на четвёртом холсте появились черновые наброски четвёртой. Сколько минуло дней с тех пор, Виталий не мог сказать. Да его это и не волновало. Новый мир подарил ему свободу во всех смыслах. Он мог творить, не боясь выглядеть смешным или жалким в глазах жены и окружающих. Собственно говоря, Виталий почти забыл о них, полностью отдавшись ощущению свободы, сравнимой разве что с полётом. Филимон Гордеевич снабжал его продуктами. Изысков не было – обычная деревенская пища: домашний хлеб, молоко, сыр, рыба, фрукты. Иногда старик приносил и хорошее домашнее вино. Овощи, как выяснилось, в достаточном количестве произрастали на огороде позади дома – с ними тоже проблем не было. Обычно утром Виталию нравилось выйти за посёлок, прихватив карандаш и альбом для эскизов, чтобы прогуляться до дальних холмов по широкой, хорошо протоптанной тропе. Правда, за всё время он никого на ней не встретил, словно ходил тут только один. Здесь, присев на пенёк, словно специально созданный для него, художник делал наброски берёзовой рощи, взбегавшей по холму к вершине. А ещё наблюдал за жизнью большого муравейника, обосновавшегося у корней ближайшего дерева. Виталию было любопытно, что скрывается по ту сторону холмов, но, странное дело, когда он пытался подняться на вершину, то неизменно возвращался к пню. Словно некая сила незаметно разворачивала его. Решив до поры до времени оставить этот вопрос открытым, художник наслаждался природой, а на обратном пути делал крюк, чтобы заглянуть на берег уютного озера. На мелководье по краю стены камышей резвились весёлые мальки, сбиваясь в стайки и тут же рассыпаясь в разные стороны серыми росчерками. А самодовольные лягушки, важно надувая щёки, возлегали на ковре из водорослей, как на перинах. Среди камышей порхали вёрткие камышовки и вездесущие воробьи. Чуть дальше от берега по длинной отмели неспеша прогуливались цапли, озабоченно выковыривая что-то у себя из-под ног. На поверхности воды то тут, то там периодически появлялись расходящиеся круги от плеснувшейся рыбины, и снова наступал покой и умиротворение. Однажды здесь он встретил Киру. Подходя к мысу, выступающему песчаным языком к центру озера, Виталий услышал тихое пение, доносящееся из-за стены камыша. Женский голос был мягким, переливчатым, и в то же время в нём присутствовали какие-то совершенно необычные оттенки, заставляющие сдерживать дыхание в предчувствии чего-то волшебного, неземного. Голос тихо плыл над берегом, казалось, сливаясь с окружающей природой в единое целое. Виталий замер, чтобы не потревожить звуком шагов чарующее пение и двинулся дальше лишь тогда, когда голос умолк. Обогнув камыши, он увидел стройную девушку, неподвижно замершую на самом краю мыса, словно тростинка, и задумчиво глядящую куда-то вдаль. Смущённо кашлянув, художник поздоровался: - Доброе утро… Незнакомка обернулась и спокойно улыбнулась. - Утро и в самом деле доброе, - отозвалась она. - Извините, не хотел вам мешать, - пробормотал Виталий. – Просто шёл мимо и заслушался. - Вы и не помешали, - успокоила его девушка. – Я ведь сразу ощутила, когда вы остановились за камышами и слушали моё пение. Вам понравилось? Вопрос прозвучал так естественно, словно до этого они были знакомы очень давно и свободно общались на любые темы. Виталий впервые ощутил лёгкость – ему не нужно было думать, что и как говорить. - Знаете, до этого я не слышал ничего подобного, - признался он. – И это не комплимент, а чистая правда… - Благодарю. Мне очень приятно… кстати, меня зовут – Кира, а вас? - Виталий… - Я часто вижу, как вы что-то рисуете там, на склоне холма. Вы, наверное, художник? Виталий смущённо усмехнулся. - Наверное… - Вы не уверены в этом? – удивилась Кира. - Ну, не то чтобы… просто я до сих пор не смог написать картину, которая полностью удовлетворила бы меня самого. Скорее всего, отсюда и подсознательная неуверенность… - Что ж, наверное, это хорошо… - Что ж хорошего? – изумился Виталий. – Вероятно, это как раз свидетельствует о том, что мне не хватает таланта… - Скорее всего, это говорит о том, что вы находитесь в постоянном поиске, - возразила с улыбкой Кира. – И это хорошо, потому что вы движетесь по пути развития, у которого нет, и не может быть конца. Для творческой личности это самое главное… Ничего сверхоригинального не было в её словах, но сказаны были они так, что художник воспринял их как откровение. Он и сам в глубине души чувствовал это, но не признавался себе из какой-то ложной скромности. Впрочем, старая истина гласила, что движение – это жизнь. Просто Кира смогла это выразить обыденными словами, которым невозможно было не поверить. - Значит, вы считаете, что у меня есть надежда? – шутливо поинтересовался Виталий. - Несомненно, - серьёзно подтвердила Кира. – Иначе вы попросту не смогли бы найти дорогу в эту долину. - А кстати, что это за место такое необычное? Я до сих пор не понимаю, где нахожусь и почему? Виталий с надеждой глядел на Киру, словно от неё зависела вся его дальнейшая судьба. Вопрос вырвался неожиданно, однако художник об этом не жалел. Он и в самом деле страстно хотел понять, где находится и главное – почему? Девушка понимающе кивнула. - Да, я и сама, когда попала сюда, сперва не могла успокоиться, но Филимон Гордеевич со временем разъяснил… думаю, что и вам вскоре предстоит всё узнать… Почувствовав, что Кира по какой-то причине уклоняется от прямого ответа, Виталий сменил тему беседы. - У вас несколько необычная манера пения… любопытно было бы узнать, где вы учились? - О, нет, - чуть грустно усмехнулась девушка. – К сожалению, меня не приняли на вокальное отделение, хотя я и поступала трижды… так что официального музыкального образования у меня нет. - Но почему?! – искренне изумился Виталий. - Ведь у вас такой замечательный голос… нет, правда… Девушка пожала плечами. - Сказали, что так петь неправильно, потому что это не соответствует классическим канонам. Ну, и вообще… - Понятно… Виталий знал на собственном опыте, что означают эти слова. В своё время его тоже пытались "обломать" и подогнать под классические стандарты. Говорили, что он неправильно строит перспективу, не так сочетает цвета, как принято, и палитра у него какая-то неправильная, и глубины то не хватает, то наоборот – чересчур… не говоря уже об выразительности… Дело могло закончиться печально, но ему повезло. За молодого студента совершенно неожиданно вступился старый уважаемый преподаватель художественной академии и взял его под свою личную защиту. При этом он никогда не вмешивался в творчество своего протеже, а лишь всячески подбадривал: - Дерзайте, молодой человек, дерзайте. У вас необычная смелая манера письма и, что немаловажно, она действительно трогает душу, что в наше время бывает, увы, не часто… Прошло много лет, но слова старого преподавателя до сих пор продолжали звучать в душе художника. - Предлагаю сразу перейти на "ты", - неожиданно предложила Кира. – Мы же не настолько стары, чтобы придерживаться всех этих условностей… Она улыбнулась, и Виталий тотчас кивнул. - Я полностью поддерживаю и сразу предлагаю: а не продолжить ли нам прогулку вместе? Заодно вы… то есть, ты познакомишь меня с местными достопримечательностями. - Что ж, да будет так! Девушка засмеялась, и словно солнечный лучик проник прямо в душу Виталия и согрел её своим ласковым теплом. С тех пор они каждый день подолгу гуляли по окрестностям, собирая полевые цветы и болтая, казалось, ни о чём. Но после этих встреч Виталий ощущал необычный подъём творческих сил. Казалось, его душу переполняют прекрасные эмоции, рвущиеся наружу, чтобы воплотиться на холстах. Из-под его кисти выходили всё новые картины – с каждым разом всё лучше и лучше. Однажды он пригласил Киру в студию, чтобы показать свои работы. Девушка внимательно разглядывала полотна, то хмуря брови, то закусывая от волнения губу, то расцветая в лучезарной улыбке. Неожиданно она резко обернулась и спросила: - А можно мне посмотреть, как ты работаешь? Я не буду мешать, честное слово! Виталий даже растерялся сперва, но тут же с восторгом подхватил: - С радостью! Кстати, если ты ещё будешь хоть иногда петь, то это лишь поможет мне… - Посмотрим… Кира поудобней устроилась на диване, поджав под себя ноги, и замерла в ожидании. Она с таким искренним любопытством следила за действиями художника, и столько восторженного ожидания было в её взгляде, что Виталий и сам ощутил неодолимую тягу взять в руку кисть сию же минуту. Он окинул быстрым взглядом загрунтованные холсты, уверенно выбрал один из них и установил на мольберт. Затем взял палитру, кисть и положил первый мазок… Границы студии раздвинулись и пропали. Время неподвижно замерло. Казалось, руки художника живут своей собственной жизнью. Кисть легко порхала, превращая обычное полотно в мир, наполненный радостными красками. Где-то на самом краю сознания возникла чарующая мелодия, которую начала напевать Кира. Слов было не разобрать, но песня в них и не нуждалась – мелодия каким-то чудесным образом вплеталась в краски на холсте, вдыхая в них настоящую жизнь. Робко залопотали листья старой берёзы. Защебетали шустрые воробьи, перелетая с ветки на ветку. Хрустнула сухая веточка под копытцем стройной лани, и та стремглав бросилась наутёк, распугивая на своём пути полевых мышей, занятых сбором созревших зёрен. Внизу, в долине небольшой уютный посёлок на берегу спокойного озера жил своей размеренной сельской жизнью. Доносился отдалённый перестук и чьи-то неразборчивые голоса. Над трубами нескольких домов легко вились дымки – наверное, там пекли пироги. Задумчиво промычала корова. Лениво и совершенно беззлобно залаял пёс где-то на дальней околице, но тут же и умолк, заглушённый раскудахтавшимися курами. А по широкой тропе, уходящей по склону холма к далёкому горизонту, уверенно шагал путник. Он был налегке, если не считать длинной узорной трости, слегка напоминающей жезл военного дирижёра. Словно почувствовав взгляд, путник, остановился и, оглянувшись в пол оборота, помахал рукой на прощанье, а затем продолжил свой путь в неведомое. Художник вздохнул и опустил кисть. За окном царила глубокая ночь. Свернувшись калачиком, как младенец, Кира спала на диване. Бережно накрыв её лёгким пледом, Виталий ещё раз внимательно посмотрел на пейзаж долины, оживший на картине. Да, он действительно продолжал жить своей жизнью уже без вмешательства художника. Притушив освещение, Виталий на цыпочках вышел во двор. На облупленной скамейке под окном веранды сидел дед Филя, потягивая самокрутку внушительных размеров. Её огонёк умиротворённо алел, словно маячок в ночи. Набегавшийся за день, лопоухий Трезор мирно посапывал у ног старика. Он изредка повизгивал во сне и дёргал лапками – наверное продолжал ловить бабочек. Нахохлившийся Кузьма восседал на перекладине забора. Увидев художника, он оживился и уж, было, открыл клюв, намереваясь поприветствовать его на свой манер, но дед Филя погрозил ему сухим пальцем, и ворон промолчал. Виталий уселся рядышком с Филимоном Гордеевичем и устало опустил руки. Он расслабил кисти и только сейчас ощутил, как вымотался, но эта усталость была приятной. Наверное, впервые он остался доволен собственной работой. - Я так понимаю, Виталий Степаныч, ты закончил картину, которую замысливал? Старик спросил самым обыденным тоном, словно продолжая недавний разговор. Но художник сразу сообразил, что дед Филя задал вопрос неспроста, и молча кивнул. - Стало быть, тоже уходите? И опять Виталий понял, что старик говорит о нём и Кире. Это его тоже не удивило. Но, судя по тому, как задан вопрос, ещё кто-то уходит или уже ушёл… догадка сверкнула молнией – он вспомнил уходящего путника на своей картине. - Джон уже ушёл? - Да, днём... закончил, как он сказал, свою главную симфонию здесь и отправился дальше. Кстати, Джонни передавал тебе привет и сожалел, что не посмотрел, над чем ты сейчас работаешь… - Спасибо. Я хотел с ним побеседовать, да так и не собрался. - Ничего. Ещё встретитесь… впереди у вас Вечность, и где-нибудь пути пересекутся. Помолчали. Виталий интуитивно чувствовал, что в словах нет нужды. В молчании ощущалась завершённая форма. Но последний вопрос, мучивший его с первого дня, когда оказался в долине, он всё же задал: - Гордеич, что это за место такое необычное? Огонёк самокрутки пыхнул чуть сильнее, на мгновение подсветив лицо старика тёплым багрянцем. Почудилось или нет, словно глаза его на мгновение наполнились чистым светом, и он спокойно ответил: - Ну… если можно так выразиться, это, некоторым образом, заповедник для художников, писателей, музыкантов и вообще – творческих людей искусства. Действительно творческих! - А кто определяет достойных? Не поднимая головы, дед Филя ткнул пальцем куда-то в направлении звёздного неба. - Не понял… - растерянно пробормотал Виталий. - Да чего уж тут непонятного? – проворчал старик. – Высший межгалактический совет. Они считают, что человечество уникально по своей сущности, поскольку, как это ни странно, только люди оказались способны создавать и творить прекрасное, в котором очень нуждаются другие цивилизации. Их высокотехнологические общества, достигшие невероятных высот в технике, похожи на современные города из стекла и бетона, напрочь лишённые растительности, цветов и пения птиц. Точный холодный расчет и ни капли эмоций. А люди несут в себе невероятно мощный эмоциональный заряд, духовность и творческий потенциал, способный заполнить все миры своим светом и принести красоту в серые будни. По сути, люди оказались цветами Вселенной. И эта долина является некой пересадочной станцией для истинно творческих личностей. Художник кивнул. Где-то в глубине души он и сам втайне мечтал о таком, и подсознательно был готов к подобному ответу. Поэтому легко принял слова Филимона Гордеевича. - Но как же остальные, те, кто не творцы? Что будет с ними после… ну потом… Художник замялся, подыскивая слова, но дед Филя успокоил: - Для них существуют свои пересадочные станции, можешь не волноваться. Ведь человеческое племя творческое по своей натуре во всём, даже в технике. Каждый творец создаёт свои миры и когда-нибудь выбирает один из них и уходит туда… Виталий задумчиво смотрел на звёзды и улыбался. На душе было спокойно и тепло. Рядом, за стеной спала Кира, ставшая такой родной и любимой. И завтра они вдвоём отправятся в неведомое, но манящее будущее… Он почему-то был уверен, что на этот раз тропинка не завернёт их обратно в долину, а поведёт дальше, вперёд, к звёздам… Филимон Гордеевич, если эта долина является пересадочной станцией, то вы её начальник? - Нет, Виталий Степаныч, я простой смотритель. - Ох, сдаётся мне, не такой уж и простой… Филимон Гордеевич хитровато усмехнулся и подмигнул: - А что в жизни просто?!